здним октябрем не отказался принять участие в походе на хариуса. Ехать наладились впятером. Из города, загромоздив баулами и удилищами все свободное место и с трудом втиснувшись в салон, выбрались еще потемну. Пока ехали, вели разные споры о снаряжении. Какие кто мушки заготовил, кто из производителей лесы предпочтительнее, как лучше место выбрать, как удачнее мутить воду. Отмахав на старом УАЗике более сотни километров по гравийке и затем еще девяносто от поселка Снежный по развороченной лесовозке, мы высадились у малоприметной тропки, которая круто ниспадала в чрево темного распадка. Время было обеденное. Внизу, у самой речки нас поджидало разочарование. Брод размыло паводками, и он превратился в непроходимый бурлящий поток. Пришлось с помощью топора по очереди валить подходящий претолстый ильм, чтобы перебраться на другую сторону реки, где догнивало свой век ветхое зимовье. Из-за неожиданной преграды замшелую в углах и пропитанную стойким запахом плесени халупу мы заселили только тогда, когда вокруг начало сереть.
Но на этом наши неприятности не закончились. Испортилась погода, костер занимался долго, изъев дымом глаза и основательно прокоптив нам одежду. А чуть погодя к зимовью принесло еще две бригады рыбаков, что предвещало бессонную ночь. Пока перезнакомились, пока теснились и перекладывались, располагая гостей, округу темнота поглотила. Костер, наконец, набрал силу, затрещал и растекся устойчивым жаром. Когда покончили с обустройством, полукругом расселись у огня. Каждый выложил припасенную им снедь на импровизированный стол, и дружно приступили к трапезе. А какой ужин без баек? Ведь на такой случай у любого припасена сказка. Только в этот раз повествовать пришлось мне. Поводом тому стало маленькое происшествие у костра.
Набралось нас чуть более десятка. И был с нами небезызвестный Вася Шмат. А кто не знает Васю Шмата – веселого и невозмутимого толстяка? Да вы его тоже хорошо знаете за особенность таскать с собою в любой поход вертикалку 12 калибра. Ижевское ружьишко боем вышло что надо и выглядело, как новенькое. За десяток лет если из него и стреляли, то только в подпитии и по пустой таре. Тем не менее, Вася всегда патроны заряжал сам и укладывал их в патронташ определенным порядком.
В этот вечер употребляли заведенным порядком. Без спиртного на свежем воздухе – преступление. Ну, туда-сюда, заглотили по паре «таежных» доз, слегка захмелели. Каких-то полчаса и дело дошло до Васькиного гладкоствола. Очень уж одному товарищу заблажилось шарахнуть дробью по пустой коньячной бутылке. Подкупала ее вызывающая фигуристость.
– Вась, дай пальну, а, – ныл он, – один разок только садану и даю слово больше не просить ружья. Пожалуйста-а-а. Ну-у…
Василий некоторое время отмахивался. Не принято чужого оружия касаться. Но тут в помощь просящему с уговорами подключились остальные, и подобревший Шмат уступил натиску. Он важно осмотрел патронташ и сделал твердое заявление.
– У меня здесь,– похлопал он себя по пузу, – всегда полнейший ажур. Патроны разложены по порядочку, слева направо. Три вот этих наполнены бекасином, показал он на те, что слева. А два этих, ткнул он в самый правый край пояса, с картечью.
– Васька, ты только не перепутай. А то дашь на бутылку шрапнель, вместо тройки, ха-ха-ха – ржа, крикнул кто-то, а другие подхватили смех.
– Никогда в жизни, – уверенно заявил Василий.
Сделав многозначительную паузу, Шмат вынул патрон и подал его просящему.
– На, держи патрон. Тройка тут насыпана. Видишь, как залит парафин? Я так тройку помечаю. И ружье возьми. Да шибко не балуй и больше не проси. Не дам, – отрезал он.
Началась подготовка тира. Кто пень подыскал, кто дистанцию наметил, кто установил мишень. Наконец, все было готово. Подвыпивший деятель зарядил ружье и выставился на позиции. Здесь каждый наперебой давал стрелку советы, как лучше целиться, как нажать на курок. Минуты три галдели без умолку, пока выстрел многократным эхом не распорол тишину.
И, о чудо! Бутылка на пне преспокойненько стоит, будто не в нее палили дробью. Но зато на другой стороне реки, вдруг, завалилась тонюсенькая березка.
Первым паузу нарушил Серега Зенин.
– По ходу это картечь, а не тройка, – в наступившей тишине многозначительно произнес он,– такой вот ажур-абажур. – Полнейший ажур, хи-хи-хи, – не удержался съязвить кто-то.
Дальше последовал дружный гогот и издёвки над "мазилой" и хозяином оружия, которые, и стреляющий, и Вася Шмат, стоически переносили. Когда успокоились, вновь подсели к костру. Выпивка еще оставалась, и никто не противился принятому решению перед сном часок-другой побалакать. Вот тогда-то я и предложил компании рассказ, который некоторым образом подходил к теме только что пережитого курьеза.
Начал я повествование неуверенно. Но с течением времени голос мой окреп, а товарищи перестали перебивать замечаниями. Слушатель мне попался благодарный и невзыскательный. Лишь когда я делал значительную паузу, кто-нибудь, встрепенувшись, произносил: – А дальше-то что? И я, под треск горящих