к ней мужчину – себя. Но любопытствующий вопросик опередил:
– А я какого типа?
Она прищурилась и заиграла красивыми губами, словно начала кокетничать.
– К женщинам, кроме жены, вы равнодушны. Алкоголь для вас не существует. Вы карьерист.
– Угу, – буркнул Рябинин, неожиданно обидевшись; и оттого, что по-глупому обиделся, он тихо на себя разозлился.
– Я могу доказать, – смиренно предложила она, видимо, заметив его обиду.
– Не надо, – сказал Рябинин, уже злясь на себя явно: не стоило задавать ей этого вопроса, да и про компот шутить не стоило.
Он покопался в бумагах, чтобы вышла пауза, необходимая ему для продолжения допроса, как антракт для спектакля. Почему разозлился? Уж в чем в чем, а в карьеризме был не грешен. Неужели задела ее беспардонность: подозревается в мошенничестве, а называет следователя карьеристом? Но ведь сам напросился.
– Скажите, если мужчина любит мягкую булку, то, значит, он любит женщин? – строговато спросил Рябинин.
– Фрейд создал свою ошибочную сексуальную теорию психоанализа на сновидениях. Я свою, допустим, тоже ошибочную, на вкусах. Так его десятки лет изучают и цитируют, а меня, Сергей Георгиевич, таскают в прокуратуру.
Вот как – знает, что он Сергей Георгиевич. В глазах, на губах и даже на ее щеках притихла легкочитаемая улыбка: ну, конечно, я не Фрейд, но и таскать меня в прокуратуру не надо.
– В конце концов, не стоит придираться к терминам, – продолжала она скрытно улыбаться. – Я учила ее познать своего мужа.
Эта потаенная улыбка звала следователя к пониманию. Он понимал. Ее поступки – нечастые в уголовной практике своей замысловатостью. Их мотив, древний, как мир, – корысть. Логичные объяснения, увлекшие его умом и оригинальностью. Он понимал. Но потаенная улыбка просила большего сочувствия; просила мягко, интимно, и был в этой просьбе почти незримый дымок наглости, как и во всем потаенном.
– Ну, а чему учила ваша женская доминанта, которая принесла клиентке столько неприятностей?
Она вздохнула и заговорила обидчиво:
– Вот уж верна пословица; дурака учить – что мертвого лечить. Да я учила ее тому, без чего нет женщины!
Рябинин чуть не пошутил: найти м'куу-м'бембу. Но вспомнил, что об этом Калязина уже не знала.
– Я хотела сделать ее желанной, интересной и соблазнительной.
– Каким же образом?
– Есть бабы, и есть женщины. Чтобы первая стала второй, думаете, нужна красота, ум, образование, тряпки? Нет, нужна изюминка. Вот такая крохотная изюминка… – Она собрала бордовые ногти правой руки в горстку, показывая малость этой изюминки. – Женщина от бабы отличается изюминкой. Нет изюминки – и нет женщины. И никакие косметические кабинеты не помогут.
– Причем же ваша доминанта?
– Это и есть изюминка. Я сыпала их в эту Юлию, как в сдобу. Вот только тесто оказалось без дрожжей. – Она вновь улыбнулась и спросила: – Про изюминку согласны?
Рябинин не ответил, потому что промелькнуло, исчезая…
…Не пирожки. В кармане плаща лежали не пирожки, а булочки с