и выжигающую мозги скуку на занятиях.
Я остановился перед аудиторией и заглянул в маленькое окно в двери. Тихий и монотонный голос Финни не позволял разобрать, что он там талдычит. У его студентов мрачный вид обитателей концлагеря. За контрольную минуту шестеро из одиннадцати посмотрели на часы, четверо зевнули, один вздрогнул и пробудился от сна. Всего пятнадцать минут с начала пары. К тому моменту, как контрольная минута завершилась, кто-то из студентов заметил мое лицо в раме дверного окошка. Потом и другие заметили, но только не Финни. Некоторые студенты учатся также и у меня, и они принялись закатывать глаза и гримасничать, как бы призывая меня в свидетели: «Видите, что творится? Почему никто не принимает меры? Почему вы ничего не делаете?» Я ответно закатил глаза. Потому что потому.
Мне казалось, я смогу уйти потихоньку, но за спиной у меня отворилась дверь и послышались шаги.
– Это оскорбление, – прошипел Финни мне вслед.
Я обернулся к нему. Как всегда весной, восхитительный вид – белый костюм, розовый галстук, белые туфли.
– Финни! – сказал я. – Que pasa?[7]
Его загар сделался гуще от прилива крови.
– И это тоже, – возмутился он – в общем-то, справедливо.
В прошлом году Финни, некогда закончивший аспирантуру в Пенне, но так и не написавший диссертацию, сделался гордым обладателем степени доктора наук Американского университета Сонора – учреждения, функционирующего, как мы установили, исключительно в форме дипломов на фирменных бланках и почтового ящика в Дель-Рио, штат Техас. Когда-то там, если не ошибаюсь, обитал Вулфман Джек.
По чести, не следовало дразнить Финни. Знаю-знаю. Вчера я так же изводил Грэйси на собрании комиссии по кадрам, и закончилось это увечьем носа, который сейчас свербит, как больная совесть.
– Я знаю, ты не уважаешь ни меня, ни других коллег, – шипел Финни. – Но я не позволю высмеивать меня в присутствии студентов.
Я поднял руки в знак капитуляции:
– Финни…
– Держись подальше от моей аудитории, или я подам жалобу. Если понадобится, получу судебный ордер.
– Я веду занятия в той же аудитории, – сказал я (чистая правда). – Вряд ли суд может запретить мне вход в помещение, где я преподаю.
На миг он задумался.
– В те часы, когда я там, – уточнил он совершенно серьезно.
– А! Разумеется! Если так – ладно, – согласился я, как бы в восторге от того, что недоразумение разрешилось. – Только один вопрос.
Он остановился у двери аудитории, пальцами сжимал ручку двери.
– Что еще?
– Как тебе удалось замыть кровь?
– Костюм, который ты имеешь в виду, находится по твоей милости в химчистке.
По моей милости?
– У тебя два одинаковых белых льняных костюма?
– Это запрещено законом?
– Разве что законом природы.
– Будет лишь справедливо предупредить тебя,