ематографический стаж официально начался в конце марта 1976-го года. Меня приняли осветителем на филиал киностудии Министерства обороны СССР – и тут же отправили в командировку: я повез коробки с лампами для киногруппы, застрявшей в Костроме. У них там перегорели все лампы от напряженной работы, и съемочный процесс встал. Вечером меня привезли на машине на Ярославский вокзал и погрузили в купе, а утром встретили в Костроме и помогли разгрузиться. Всю дорогу меня распирало чувство собственной важности. Я был горд и счастлив: кинематограф нуждался во мне!
Утром по приезде я застал в гостиничном номере кинооператора. Он сидел на кровати в трусах и майке и тщетно боролся с икотой. В номере пластался табачный дым и стоял тяжелый кислый дух. На столе, посреди разоренной закуски торчал замызганный стеклянный графин.
Следом за мной в номер вошла немолодая добрая горничная.
– Третий день икают, – сказала она, оценив обстановку.
Она взяла со стола графин, сняла крышку и опрокинула остатки в раковину. Затхлую атмосферу оживил запах чистого спирта. Несчастный кинооператор дернулся всем телом, потянулся возмущенно остановить, но громко икнул – и смирился.
– И эти люди несут искусство в массы! – насмешливо произнесла горничная.
Я понял, что на филиале киностудии Министерства обороны СССР скучать мне не придется.
За два с лишним года до этого, весной 1973-го я сдавал экзамен по теории вероятностей. Это оказался очень трудный для меня экзамен. Я был студентом Лесотехнического института и обучался на ФЭСТе, факультете электроники и счетно-решающей техники.
Пока я готовился к ответу вместе с остальными ребятами, наш молодой, подтянутый, невысокого роста красавчик-преподаватель по фамилии Авербух – веселый, остроумный, любимый всеми девчонками и уважаемый всеми парнями – прохаживался между нашими столами. Поравнявшись со мной, он как бы невзначай положил рядом с моим экзаменационным билетом копию повестки, которую я получил несколько дней назад – «В связи с воинской обязанностью…» Я вздрогнул от нехорошей догадки…
Я до сих пор помню одну необыкновенную лекцию Авербуха!
Он как всегда нес «отсебятину», которой нет в учебниках, доказывая какую-то теорему. Мелким почерком он исписал уже почти всю громадную черную доску, когда вдруг замер, сделал шаг назад, нахмурился и окинул критическим взором свою писанину.
– Вот она где! – выкрикнул он и рассмеялся.
Он ткнул мелом в самую середину своих иероглифов – аж крошки полетели! Оглянулся на аудиторию и со смешком добавил:
– Ошибся, извините!
Он локтем стер полдоски и заново затеял свое доказательство.
Прилежные аккуратисты, бездумно копировавшие за ним каждую запятую, взвыли от досады и негодования. Вот было смеху!
Но теперь мне было не до смеха…
Той повесткой, копия которой оказалась у моего уважаемого преподавателя, несколько дней назад меня вызвал к себе институтский особист и во время беседы пытался завербовать в «стукачи». Дело было так…
– Проходи. Садись. Давай повестку.
Я присел на край стула. Комнату с этой неприметной дверью я обнаружил между кафедрой иностранных языков и кафедрой общественных наук. Тысячи раз проходил мимо нее и никогда раньше не замечал. Мне предписывалось явиться именно сюда – «В связи с воинской обязанностью…»
За столом сидел спортивного вида молодой мужчина в голубой рубашке с коротким рукавом.
– Давай повестку.
Он взял повестку и сжег ее в пепельнице. Достал из стола магнитофон. Проверил работу микрофона. Направил микрофон на меня и включил запись.
– Поговорим откровенно, Сергей! – произнес он громким голосом. – В комнате, кроме нас двоих, никого нет. Так что, стесняться некого.
Ничего себе, заявочки! Как это, кроме нас двоих, никого нет? А это что? Я выразительно поглядел на работающий магнитофон. Потом – на мужчину. Он сидел спиной к окну, за которым сияла весна, и я слеп от этого сияния и никак не мог разглядеть лица собеседника.
– Как у тебя с учебой? – спросил мужчина.
– Нормально, – пожал я плечами.
– Нормально? А мне говорили, тебя отчислять собираются.
– С чего это? – поразился я.
– Так уж и не с чего?
Я снова пожал плечами:
– Нет, вроде.
– Вроде…, – повторил за мной мужчина. – Закуривай, товарищ!
– Что-то не хочется.
– Хорошо. Итак, что ты делал с друзьями второго мая этого года?
– Понятия не имею. Наверное, что и все. Праздник же был.
– А ты подумай. Значит, говоришь, с учебой у тебя нормально? Или вроде?
– Нормально!
– А что ты нервничаешь? Успокойся. Что там случилось у вас второго мая?
Я молчал, даже не пытаясь вспомнить, что там было полмесяца назад.
– Итак, что ты делал