парикмахерская с затейливо причесанными восковыми головами. За другим окном был только лебедь – безупречно белый и неподвижный, перышко к перышку. Лебедь гордо восседал на подушке из лебединого пуха. Надпись на карточке, подвешенной к клюву лебедя на медной цепочке, гласила: «Подушки из настоящего лебединого пуха».
– Он настоящий? – выдохнула Милочка Мэгги.
– Когда-то был. Теперь это чучело.
– Может быть, он еще живой и ему просто дают лекарство, чтобы он сидел смирно.
– Тебе лучше знать.
За окнами на втором этаже было пусто. На одном из них висела надпись «Сдаются комнаты». Помещения в подвальном этаже тоже переделали. Болтающаяся вывеска с красной печатью сообщала прохожим, что там оказывают нотариальные услуги. К вывеске нотариуса была прикреплена еще одна табличка о комнатах в наем.
Мэри догадалась, что владельцем дома был нотариус из подвала. Он выжимал из своих вложений каждый цент. Ей стало интересно, сколько постояльцев успело выспаться в ее белой спальне с тех пор, как она уехала. Она со вздохом подумала про пианино, когда-то стоявшее в комнате, теперь занятой швейными машинам, рулонами тика и мешками с пухом.
Конюшня стала самостоятельным владением, отделенным от большого дома железной оградой. Над дверью сарая была прикреплена неровно выкрашенная вывеска с надписью «Фид и Сын. Сантехнические работы. Круглосуточно». Во дворе лежал на боку сломанный унитаз. Какой-то мужчина, видимо мистер Фид собственной персоной, вытаскивал из ящиков пару двойных раковин для стирки из мыльного камня. Мужчине помогал мальчишка несколькими годами старше Милочки Мэгги. Мужчина поднял взгляд на подошедших к нему Мэри с дочерью.
– Да?
– Я жила здесь, когда была маленькой.
– Да неужто? Ну так сейчас дом принадлежит италийцу, но мастерская – моя.
– Неужели?
– Видите вывеску «Фид и Сын»? Так вот он, сын. Фид Сын, – мужчина положил руку мальчику на плечо, не скрывая гордости. – Приучаю его к делу с самого детства. Тогда из него выйдет толк.
– Понятно.
– Ну, будьте как дома. Можете все тут осмотреть, – он вернулся к прерванному занятию.
– А где спал папа? – поинтересовалась Милочка Мэгги.
– Вон там, наверху. Видишь то маленькое окошко? Откуда торчат трубы.
– Ого!
– Конечно, когда мы поженились, мы жили в большом доме. По крайней мере, какое-то время.
– А где то… те кусты бульденежа во дворе, про которые ты рассказывала?
– Наверное, кто-то их срубил.
– Как хорошо, что я никогда здесь не жила.
– Отчего же, Милочка Мэгги? Это был очень хороший дом, пока его не перестроили под сдачу внаем. Когда-то давно мне нравилось здесь жить. Летом в нем было темно и прохладно, а зимой – светло и тепло.
– А зачем вы все уехали, если здесь было так хорошо?
– Потому что твой дедушка умер.
– А почему он умер?
– Милочка Мэгги, не начинай! Пришло его время, вот и умер.
– Папа