Сборник

Заступник земли Русской. Сергий Радонежский и Куликовская битва в русской классике


Скачать книгу

говорит: его отец.

      – Сладко тебе, сыне… – лился шепот, – ужели от этой сладости уйдешь? Гони лукавого… Я – в обители горней… Взыскал меня Господь милостью не по грехам моим… Приходи ко мне.

      – Батюшка, оставь меня с собой! – как бы восклицает Иван Васильевич.

      – Поживи, заслужи. Судьбы Божии неисповедимы.

      – Как мне жить?

      – Сие Христос заповедал. Гони лукавого… Он вьет гнездо в твоем сердце…

      Шепот смолк.

      Постепенно затихло пение.

      Снова мрак.

      Тишина жуткая, таинственная.

      Что-то проблеснуло багряное… Померкло и вдруг разлилось целым морем пламени. Огненные языки вздымались, как волны… Все выше, выше; казалось, они достигнут до неба – черного, без проблеска.

      Потом огненная пучина раздалась, словно раскололась. Из середины поднялся гигантский, блистающий трон.

      Страшен был сидящий на нем.

      Его глаза метали молнии. Венец из кроваво-красного пламени покрывал голову.

      Лицо было черно, как земля. Алые губы искривлены зловещей улыбкой.

      Задрожал от ужаса Иван.

      – Кто ты? – спросил он замирающим голосом.

      В раскатах грома послышался ответ:

      – Имя мне – Сатана. Я твой помощник и повелитель… Служи мне…

      И вдруг захохотал, и огненные волны всколыхнулись от его хохота:

      – Ты уже мой!

      И откуда-то снизу, из-под пламенного покрова, глухо донеслось, как вздох тысячи тысяч:

      – Ты – наш.

      Волосы зашевелились на голове Вельяминова.

      Он хотел перекреститься – рука не повиновалась ему.

      – Боже! Спаси! – воскликнул он… и проснулся.

      Чтец-монах стоял перед ним и с испугом смотрел на него.

      – Чтой-то ты, батюшка, как кричал, – сказал он.

      – Привиделось такое, что просто страсти, – ответил Иван, вытирая холодный пот.

      – А ты помолись: это лукавого наважденье.

      Монах снова принялся за чтение.

      Вельяминов встал и подошел к телу отца. Он приподнял ткань, закрывавшую лицо покойника. Василий Васильевич производил впечатление спящего, выражение лица было безмятежно спокойное.

      Сын прильнул устами к холодному лбу отца.

      – Батюшка! – зашептал он потом. – Обещаюсь тебе не впадать в соблазн. Получу власть – буду добрым господином… Как отец буду для рабов своих… Голодного – накормлю, бесприютному дам пристанище… Все несчастные будут ближними мне… Не дам поселиться в сердце моем злобе и корысти… Смирю гордыню мою…

      Он шептал, и что-то вроде умиления наполняло его душу. Лились слезы тихие, умиротворяющие.

      Иван Вельяминов говорил искренне; он действительно хотел так жить, как клялся над безжизненным телом отца. Ему казалось, что он сможет исполнить свой обет.

      Если бы кто-нибудь ему в этот момент предсказал, что не пройдет дня, как его добрые намерения словно ветром сметет, он рассмеялся бы предсказателю в глаза и решительно заявил бы, что этого никогда не может быть.

      II. По воле княжеской

      Есть один великий духовный порок, принесший