ПИРАМИДА
Эпиграф
«…Нам свободным
В наследство досталась
Заржавелая, рабская кровь».
В. Фёдоров. «Рабская кровь».
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Разговор с Отцом.
1.
Заканчивалась шумным провалом «горбачёвская перестройка», когда я приехал в отпуск к Отцу, в город озарённый идеями Циолковского.
Собрался по приватному делу в столицу.
Ну, и, по старой памяти, хотел попасть к Вождю, в Мавзолей.
Отец сказал, что дела делами, «а к Вождю на приём ходить стало сложно:
Советская власть приказала долго жить, Мавзолей по большей части закрыт, а завтра 7 ноября ― пусть бывший, но праздник».
– Просто прогуляюсь по древней площади. Традиция! Привык.
Буду отвыкать. Но покамест Вождь на древней площади.
И состоялся у нас с Отцом длинный разговор. Я сравнивал большевиков с конкистадорской напастью. Было? Было. Забыть и наплевать!
– Забыть Вождя? А как? Кто он сейчас? И никто и очень многое,― сказал Отец
2.
Отец говорил:
– Сложна не суть ― сложны пути причин.
Сын,
мавзолей Вождя не чан с пустыми щами.
Ты рассуждаешь о Вожде, как мещанин.
А впрочем, вдумаешься, мы и есть мещане.
Мещанство в нас ― не к модным тряпкам прыть.
Кому не дороги комфортные полати?
Мещане те,
кто позволяет утопить
Себя с детьми во властной пропаганде…
Отец говорил:
– Когда Вождя внесли в гранитный схрон,
Пришёл товарищ Коба ― смерд с грузинской ряхой.
Не вождь ― всего Вожак!
Вожак кремлёвский трон
Крепил не булками, а зрелищами страха.
Мне в эти годы крепко повезло ―
Расстрельной пулею не превращён я в слякоть.
Зато другим,
ох, как, не повезло.
Их никогда не сосчитать и не оплакать…
Отец говорил:
– Крупица правды есть во всякой лжи.
Кто значимей на исторических полотнах:
Тот Вождь,
когда он был «живее всех живых»,
Или сейчас, когда он стал мертвее мёртвых?
Вождь в прошлом. В прошлом и его режим.
Но прошлое хоть жги, хоть разорви клещами,
На суд вернётся
и к живым, и к неживым.
Вернётся к нам. Нас много. Мы ― мещане…
Отец говорил:
– Вождя судить ― лезть прямо к зверю в пасть.
Но судим всё-таки, о будущем радея,
За ТО,
что вся конкистадорская напасть
Произросла из корневищ его идеи…
3.
А ещё Отец вспоминал времена,
в которых безвинные
И чья-то дочь, и чей-то брат
В домашних, пёстрых «робах»
Крестами мёртвыми лежат
На пустырях особых.
Другим,
от радости пляши!
Прожектор благосклонно
Прорезал щель в ночной глуши
До сходней эшелона.
И вглубь теплушечных шпалер,
В вонючий, вшивый «иней»,
Из разных сёл, из разных вер
Бредёт поток фамилий.
Конечный пункт не оглашён.
Нет оркестровой чести ―
Идёт «сто первый» эшелон
В полон. В позор, В безвестье.
Всхлип рвётся из-под колеса ―
Чугунная полуда
Клеймит и плющит голоса
Потерянного люда.
И с трёхлинейкой на плече
Теряет время фокус.
В какой земле? Когда? И чей?
Умрёт последний голос.
…Утром я выехал в столицу.
ГЛАВА ВТОРАЯ. По дороге в столицу.
Сижу в электричке и размышляю о вчерашнем разговоре с Отцом.
1.
Конкистадоры
Они ―
всегда жестокий мир.
Но зря на Русь Великую
Бросали тень своих порфир.
Где воры те?
Где лики их?
Стал