прошипел Придорогин уходя.
Серго Орджоникидзе попрыгивал неуклюже по наклонной тропе, говорил Завенягину:
– Потребно, Авраамий, поднимать авторитет, роль героя труда, специалиста. Представь к награде орденами Галиуллина, Калмыкова. Я легковую машину выделю для премии. Кому рекомендуешь отдать? Назови лучшего начальника цеха. А может, наградим сталевара Павла Елькина? Все-таки он первым выплавил сталь на мартене. Забыли мы о нем.
– Я бы премировал автомашиной инженера-прокатчика, Голубицкого.
– Будет по-твоему, Авраамий. Считай, что у твоего Голубицкого уже есть автомобиль, – заключил нарком.
И не знали ни Серго Орджоникидзе, ни Завенягин, ни Ломинадзе, что автомобиль принесет смерть Голубицкому. Подарок окажется гибельным. Но не бывает и не может быть провидцев среди партийных работников, руководителей. Какой с них спрос? Они о светлом будущем думают, о коммунизме. Киров с трибуны объявил, что коммунизм построят через десять-пятнадцать лет. Не так уж много и ждать осталось.
На сходе с бугра начальственной процессии пришлось остановиться. Дорогу перекрывала медленно ползущая с работы колонна арестантов из концлагеря Гейнемана. Серго Орджоникидзе хмуро всматривался в бледные, изможденные лики заключенных, их отрепья и струпья. Один оборванец с ястребиным носом закричал:
– Эй, Аржаникизя! Ирод усатый! Штоб ты сдох! Не уйти тобе от нашего проклятия!
– Кто он такой? В чем я провинился перед ним? – приподнял брови нарком.
Придорогин выхватил из желтой обтрепанной кобуры револьвер, подскочил к зэку, ударил его рукояткой по голове. Арестант залился струями крови, но на Придорогина внимания не обратил, продолжал вопить:
– Проклятый Аржаникизя! Штоб ты сдох! Кровопивец!
– Я не знаю его. Впервые вижу, – развел ручищами Орджоникидзе. Заместитель начальника милиции Пушков увидел рядом с конвоиром Гейнемана, поманил его пальцем. Гейнеман подбежал испуганно, представился:
– Начальник исправительно-трудовой колонии Гейнеман! Орджоникидзе, видимо, не расслышал фамилии или не запомнил ее от гневотряса:
– Слушай, как тебя… Почему кричит человек твой? Кто он такой?
– Товарищ нарком, не обращайте на него внимания. Это контра из терских казаков, – взял снова под козырек Гейнеман.
– Из терских? – потемнел мрачно лицом Орджоникидзе, что-то вспоминая об акции по уничтожению пяти тысяч терских казаков.
В этот момент взгляд наркома высветил в колонне заключенных другое лицо, знакомое. Посаженный якобы за вредительство инженер Боголюбов шел в паре с терским казаком. Боголюбов – начальник магнитогорского рудника.
У Орджоникидзе задрожал подбородок:
– Почему он в концлагере? Мы же договорились с Ягодой, Крыленко. Я твое письмо, Авраамий, показал Кобе и Молотову. Письмо, в котором ты просил освободить Боголюбова. Вопрос давно решен. Почему он в тюрьме?
– Бумаги на освобождение не было, товарищ нарком, – объяснил Гейнеман.
– Какой бумаги, скотина? Отпусти немедленно! Я тебе башку отверну! –