и засохли. Повыше на кустах также отыскались надломленные ветки. Жасмин давно отцвел, и на концах веток гроздьями висели семена. Сломать вот эти ветки мог только тот, кому они мешали.
Значит, в кустах кто-то прятался. Старательно рассматривая все вокруг, он нашел несколько окурков, размытых дождем и покрытых пылью, но тут же их отбросил: за неделю они не могли приобрести такой древний вид. Поднял с земли старую, со сломанными зубьями расческу, она, видно, тоже лежала здесь давно. Расширяя круг поиска, Дорохов заметил возле одного из кустов маленький бумажный шарик. Развернул и прочел: «“Снежок”, Москва, фабрика имени Бабаева». Чуть в стороне оказалась еще одна такая же скомканная обертка. Он подержал бумажные комочки на ладони, хотел развернуть и второй, но потом раздумал и снова забрался в центр кустов. Прикинув направление, в котором лежали скомканные конфетные обертки, повернулся лицом к арке. Размахнувшись как можно сильнее, бросил комочек и проследил за его полетом. Снова отправился его искать. К величайшему удивлению, рядом с брошенной на земле оказалась еще одна такая же, сжатая в тугой шарик бумажка. Заметив еще одну, бережно спрятал все в сигаретную коробку, потом побродил вокруг, но, ничего больше не найдя, напрямик отправился к арке. Он помнил все, что было найдено в карманах Славина и записано в протокол: ключ, зажигалка, пачка «Беломорканала», в которой осталось четыре папиросы, любительские права на управление автомобилем и тридцать два рубля денег. Но разве те, кто составлял протокол осмотра, не могли пренебречь единственной конфетой, а тем более скатанной в шарик оберткой?
Гостиница уже просыпалась. Возле Нины Николаевны стояли несколько человек, оформлявших документы, и Дорохов проскользнул незамеченным. У себя в номере выключил репродуктор, который должен был вот-вот заговорить, и, улегшись в постель, мгновенно заснул.
Утро для Дорохова началось с сюрприза. В городском отделе его поджидал капитан Киселев. Сегодня он был в обычном для лета сером костюме и лимонного цвета тенниске. Поздоровавшись, он вынул из папки несколько исписанных страниц и положил их на стол.
– Вы, Александр Дмитриевич, вот эти протокольчики почитайте.
Дорохов молча взял листки. Это были показания свидетелей. Первый из них, слесарь завода Борис Воронин, девятнадцати лет, судимый за мелкое хулиганство, рассказывал:
«3 августа этого года я вместе со своим приятелем Ершовым Левой пошел в кино. Смотрели иностранный фильм “Бей первым, Фредди”. После сеанса мы стали выходить на улицу. В толкучке какая-то девушка споткнулась о мою ногу и упала. Я стал ее поднимать, но к нам подошли дружинники, несколько раз ударили меня и Ершова, скрутили нам руки и повели. Особенно нахально вел себя дружинник в очках. Фамилию его я не знаю, но, если нужно, смогу узнать. При мне другие дружинники называли его Олегом. Этот дружинник сбил Ершова с ног, а меня схватил за руку и вывернул ее так, что болит до сих пор. Сначала нас привели в штаб, потом отправили в милицию, а утром народный суд мне и Ершову дал по 15 суток за мелкое хулиганство. Еще раньше Лева рассказывал, что среди дружинников есть несколько