издательской системе Ridero
Памяти Кателиной Татьяны Григорьевны посвящается
В начале Мира было слово
Оно живительной струей
Перевернуло, раскололо,
Взорвало светом тьмы покой!
С тех пор прошли тысячелетья,
Где свет и тьма сплелись в борьбе.
И мрак, порою, на столетья
Господство возвращал себе.
И снова тьма была б над миром,
Но Логос рвется вновь и вновь
И созидает с новой силой
Судьбу, и душу, и любовь!
Часть 1
Солнечный луч пробился сквозь листву, поплясал на поверхности лужи, встревоженной колесом телеги и начал играть с ресницами юноши, мирно спавшего на козлах. Молодой человек отмахнулся как от мухи. Луч скользнул по щеке и опять начал светить в уголок глаза, как бы говоря: «Вставай, а то проспишь и не успеешь поздороваться со мной!» Юноша дернул бровью и проснулся. В просветах веток сияло чистое светлое небо.
Возница повернул голову и улыбнулся – ему показалось, что две лазурные глубины смотрят в глаза друг другу.
– Говорил тебе, Лесь, иди спать в кибитку. Тогда бы не пришлось вставать так рано.
– Но тогда бы я не увидел звезд перед грозой, не умылся бы прохладным ливнем, не услышал бы песню ветра и, наверняка, проспал бы рассвет! – Ответил юноша, продолжая смотреть в небо, – Да и ты, Петрико, без меня вряд ли смог бы помочь Чалой вытянуть телегу из той лужи, в которой мы застряли во время грозы.
Он поднялся и огляделся вокруг.
– Гляди-ка, Петрико, там, справа, кажется, поляна.
– Вот и славно! Там и остановимся для завтрака.
Кибитка выехала на зеленую опушку и остановилась. Справа от себя путники увидели небольшое озеро, а слева проходила накатанная грунтовая дорога.
– Кажется, сегодня нам удастся пополнить свой провиант, – сказал кучер и повел Чалую в направлении озера.
Молодой человек взял два ведра и пошел к берегу, бросив на ходу:
– Наберу воды для завтрака, и можно будет отмыться.
– Петрико, – сказал юноша, стоя по пояс в воде, – а ведь в таких озерах, наверное, и водятся кикиморы или русалки?
– Ты что, боишься, Лесь? – поддел его возница.
– Да нет, наоборот, было бы интересно встретиться с этаким чудом.
– Встретишься еще, успеешь! – засмеялся кучер и протянул над ведрами руки, – а пока отмывайся, и давай чуток поспим.
И Петрико тоже стал отмывать сапоги. Потом они заплыли на середину озера, окунулись несколько раз с головой, выбрались на берег и устроились для отдыха на зеленом душистом ковре.
– Надо же, а ведь здесь совсем сухо, только роса, – произнес Лесь после недолгого молчания, – а я – то думал, что ночной ливень верст на десять всю округу намочил. Почему, Петрико, иногда такие вещи случаются, которые и объяснить-то никак нельзя? Ну, к примеру, в одном месте ливень всю деревню затопил, а рядом лес стоит не политый; или молния одно дерево ударом испепелит, а другое, рядом, стоит, как ни в чем не бывало, хоть и выше оно и ветвистей?
Но Петрико спал сладким сном. Лесь подложил руку под голову, закрыл глаза, и совсем, уж было, сон его сморил, как вдруг слышит, будто в кустах плачет кто-то.
Поднялся он, раздвинул ветки, глядит, а там баба на камне сидит, нечесаная, в лохмотьях, кулаком мокрый нос утирает.
– Что это ты, тетечка, тут сырость разводишь? Что за горе у тебя приключилось?
А она молчит, да только искоса на Леся позыркивает, и глаз у нее, от слез, видимо, как-то так поблескивает.
– Да ты не бойся меня, горемычная, я тебя не обижу, – ободрил ее парень, – А, может, и помогу чем.
Тут она подвывать перестала и зубы в улыбке оскалила.
– Я и не боюсь, – говорит, – а коль помочь хочешь, так я тебе беду свою расскажу. Купалась я здесь давеча, и гребень в воду обронила, да найти не могу. Видно, под корягу угодил. А там глубоко, потонуть боюсь – плавать-то не умею. А в деревню нечесаной идти стыдно. Да и гребень новый покупать придется. Муж у меня скупой, за растрату вожжами отходит, как пить дать. Может, ты нырнешь, да гребень мой поищешь? Под корягой он, не иначе.
Лесь нагнулся над озером:
– Не видать ничего.
– Да ты нырни под корягу-то, – засуетилась баба, – там рукой и нашаришь.
– Гребень-то новый был? – поинтересовался молодой человек.
– Да бабушкин еще, – ответила она.
– Эка,