на самодельных табуретках. Мать Кахира пекла вкусные лепешки и угощала детей, если не было мужа Асхаба. От одного его взгляда хотелось спрятаться под стол. В бараке знали, что он сидел на «строгаче» за бандитизм.
– Да не бойся, – говорит Кахир. – Он не дерется.
Забежал за приятелем. Мать Кахира плакала, уронив лицо в ладони. Тут же утерлась, сказала с всегдашней виноватой улыбкой, что сына нет, отправила в магазин. «Возьми вот, еще теплая», – сунула в руки половинку лепешки.
Кахир стоял в очереди за хлебом, потому что начались перебои, иногда не хватало. Особенно белого. «Чернушки мы понаелись. Ты нам, Томка, больше пшеничного заказывай». – «Да кажный раз заказываю. Не везут черти полосатые», – отбивалась, как могла, продавщица.
– Икорки возьмите, бабы. Выручайте.
В одном углу стояла бочка с тихоокеанской селедкой – ее брали охотно. В другом углу – фанерная бочка с красной икрой и с деревянной лопаточкой посередине, чем изредка накладывали женщины икру в литровые банки, а чаще, особенно летом, хвалились своей, сделанной по-домашнему.
Ваня вспомнил, что мать наказывала купить хлеба. Когда подошла очередь Кахира, попросил для себя две буханки.
– А деньги?
– Потерял, – зачем-то соврал Ваня, хотя продавщица не раз давала в долг.
– Ладно, потом занесешь.
Они весело болтали по дороге к дому, отламывая запашистую корочку у буханки. В центре барака тамбур и большая кухня с дровяной печкой и электроплитками, – здесь собиралась пацанва, если не было взрослых. Вечером, когда на улице стемнело, решили на кухне поиграть со скакалкой, но там сидел на табуретке мужик по кличке Кудым и точил топор. Точил неторопливо и так старательно, словно собирался заниматься этим всю ночь.
– Что топор острый, дядя Кудым?
– Для кого Кудым, а для тебя, сопля зеленая, дядя Савелий. – Он протянул вперед топор. – На-ка, глянь.
Ваня осторожно приложил к лезвию палец, и тут же выступила кровь из пореза. Во взгляде и лице Кудыма что-то испугало. Он убежал и никому не сказал про топор.
Ночью Кудым зарубил остро отточенным топором Асхаба в собственной кровати. Как позже рассказывали в бараке: Кудым давно подозревал жену. В тот день громко заявил, что у него ночное дежурство. Явился в полночь. Осторожно ножом скинул дверной крючок. Дважды прошелся по спине Асхаба, а когда он свалился на пол, то хотел порубить и жену. Женщина оказалась проворной, швырнула под топор подушку, метнулась стрелой в дверь. Половину суток пряталась в сопках босая, в нижнем белье, пока не увезли Кудыма на милицейской машине в Усть-Омчук.
Мать отправила Кахира по бараку исполнять «суру», раздавать людям конфеты и печенье. Как положено по обычаю предков. Зашел он к однокласснице Томке, сунул в руки кулек с конфетами и печеньем. Когда вышел, сквозь плохо прикрытую дверь, услышал громкий голос Томкиной матери: «Добегался поганец ингуш! Так им и надо… И ты, Вовка, смотри у меня, добегаешься».
Кахир подкараулил на крыльце соседку, опрокинул ей под ноги