артели: вверху грохот – металлический ящик, внизу проходнушка – длинный деревянный ящик, вдоль него маты резиновые. Вечером съем, взвешивание, составление акта. Три подписи. И так шаг за шагом вдоль русла ручья, что впадает где-то там далеко, за трассой Магадан-Сусуман в реку Омчук.
Однажды старатель Петр – молчаливый и страшный из-за своей густой бороды, дал Ване в руки лоток с песком после съема. «На-ка, пацан…» И он, подражая смывщику, стал осторожно крутить и вертеть в стоячей воде лоток-лодочку. А Петр, навалясь сбоку, поправлял: «Шибче крути, шибче». Геолог – начальник партии, совсем молодой и поэтому очень правильный, строгий, – укорил. Лоток с непромытым шлихом отобрал. Сломал песенку.
Мать в тот год хорошо заработала и впервые положила деньги на сберкнижку – на отпуск.
Полгода потом они колесили по стране: Магадан – Уфа – Кисловодск – Ленинград – Магадан. «Надо же, почти тыщу профукали! – удивлялась уфимская бабушка. – Нам дом-то всего в девятьсот обошелся». А он радовался и пытался ей объяснить, что урюк, это абрикосы, которые растут на деревьях, про гору Машук и многое другое, что ему тогда казалось важным-преважным. Она угощала малиновым вареньем и рассказывала, какие озорники внуки старшего сына. Медали дедовы в колодец бросают. Спрашиваю: «Зачем?» – «Глубину измеряем» – старшой говорит. Младший рядом пыхтит. Бабкой-ёжкой меня обозвал.
А мать восторженно всем рассказывала, что хуже кролика, всю зелень на огороде в июне поела. «И ботву, и укроп, и одуванчики… И в салате, и в супе ела и ела».
Дед всё больше молчал. «Что, Надя, обратно на Колыму?» – спросил лишь однажды, словно можно было придумать что-то другое.
Рассказы о золоте его не интересовали, на это он имел свои неоспоримые резоны, о них Ваня в ту пору не знал, не подозревал. Это был семейный «скелет в шкафу». Табу. Одно из доказательств мировой всесильности золота, погубившего не только его прабабку, отдельных людей, но целые государства, народы.
В седьмом классе многие обзавелись ружьями. Сашка Шуляков похвалялся малокалиберной винтовкой, с дальностью боя на пятьсот метров.
– Полкилометра? Да врешь ты, Шуля! – задиристо спорил Ванька, потому что его старенькая одностволка била прицельно только метров на семьдесят, как пояснял отец.
Задетый за живое Сашка предложил в субботу после занятий пойти пострелять в сопки. Договорились встретиться у старой шахты в распадке по дороге на «Пионер».
Ваня взял с собой ружье и коробку патронов, заряженных крупной дробью-нулевкой. Позвал с собой Кахира, который не имел ружья, был на полголовы ниже всех в классе, и пацаны дразнили его Вонючкой, потому что ингушка Раиса, после убийства мужа, устроилась работать скотницей на агробазе в нижнем поселке. Здесь держали свиней и полдюжины лошадок, незаменимых зимой. В сильные морозы вставала техника и только малорослые мохнатые, обросшие инеем лошаденки, в сопровождении поселковых собак, неутомимо сновали по поселку. Запах скотины казался