ройдя светофор, когда до остановки оставалось метров пятьдесят, он обратился ко мне по-английски: «Какая у тебя вера?» Вопрос привел меня в смятение. Иудеем я никогда не был. Сказать, что я христианин, было заведомо ввести человека в заблуждение. Во-первых, это означает, как правило, принадлежность или к католикам, или к православным, в число коих я никогда не выходил. А во-вторых, в Израиле под этим понимается отказ от иудаизма, чего я тоже никогда не совершал. Объяснять же, что такое это «движение за религиозное обновление», не было ни времени, ни сил. Это маленькая скромная группа, которой нет в списке официально признанных в Израиле конфессий и никогда не будет, потому что Община Христиан вообще не считает себя «ещё одной религией».
Возникла неловкая пауза. «Ты иудей?» – ответ очевиден по моему светскому виду. Я не нашёл ничего лучше, чем сказать, что я атеист, кем я тоже никогда не был, но это было каким-то компромиссом.
– Но как ты не можешь понять, что в мире вокруг нас заложена огромная разумность! – Он использовал слово intelligence. – Как бы это могло возникнуть без Бога, без замысла! Посмотри на своё тело, на руки – сколько мудрости в их строении!
Он говорил так убедительно, что дети, несмотря на то, что они не понимали содержания разговора, смотрели на него чистыми взглядами с присущим такому возрасту благоговением. И говорил он, очевидно, из сострадания, не пытаясь привлечь меня в иудаизм. Мог бы и не говорить, но видимо, мое лицо располагало к доверительной беседе.
Что я почувствовал, так это его уверенность в том, что даже если я атеист, Бог тем не менее действует во мне. Его еврейский Бог, который Един, он был во мне. Это стало очевидно для нас обоих. Необязательно быть иудеем, чтобы признавать такие вещи.
И что я почувствовал сразу за этим: вот он – иудей, но Христос действует между нами. Я чувствовал это по его доброму взгляду, по сочувствию в мою сторону, по тому взаимопониманию в его глазах. Необязательно быть христианином, чтобы ощущать на себе влияние Христа. Коль сколько мудрости заложено в природе и в строении человеческого тела, столько же её заложено в душах людей, которые, говоря на разных языках, могут испытывать друг к другу сочувствие, столько мудрости заложено в возможности найти взаимопонимание!
Да, есть разница между христианином и нехристианином. Один из них признает это действие, а другой отрицает. Такая же существует и между верующим и атеистом: один из них признает присутствие Бога, другой отрицает. Но сути дела это не меняет. И в теле атеиста, и в теле верующего одна и та же мудрость, и ходят они к одним и тем же врачам. И в душе христианина и в душе нехристианина одно и тоже переживание, и говорят они на понятном друг другу языке. Поскольку христианин признает это действие, он воспринимает мысли напрямую, с ним можно говорить прямо о том, как это действие происходит. Это как со студентом в институте: если он знаком с основами, исходя из этого знания, ему можно преподавать более высокие предметы. С нехристианином невозможно через слово добиться результата, он может только испытывать это действие через чувства, через сопереживание, через волю, через действие в судьбе человека.
Некогда на земле не было христиан. И Христос, общаясь с людьми, использовал притчи для того, чтобы объяснить им действие законов и сил душевного мира. Он был своеобразным психологом. Но среди людей, которые слушали его, оказались те двенадцать, которые смогли воспринимать непосредственно в своё мышление то, что он хотел сказать. Для них не нужно было все объяснять через притчи. Для них он напрямую изложил в Нагорной проповеди основы нового миропорядка.
Я не смог найти слов, чтобы напрямую сказать моему спутнику о моих переживаниях, изложенных здесь. Но мы расстались друзьями.
Глава 2
Священник общины Христиан Эмиль Бок сделал обзор притч, описанных в Евангелии от Луки. Две крайние притчи – первая и последняя – сделаны перед началом восхождения Иисуса Христа с учениками в Иерусалим и по прибытии их в Иудею. Остальные восемнадцать он разделил на две группы: «притчи о любви» и «притчи о молитве». Они были рассказаны по пути из Галилеи в Иудею. Притчи чередуются, так что в каждой группе по девять притч.
Структура притч такова, что, по сути дела, они описывают своеобразный путь развития человека. Молитва – вдох, Любовь – выдох. Кто не способен молиться, не способен любить. Уже само по себе это открытие в структуре изложения показалось мне удивительным.
Язык притч – это язык, обращённый к людям, не готовым или не способным воспринимать идеи непосредственно. Они обращены к переживаниям и чувствам и раскрывают принцип, по которому в человеке действует судьба, на простых примерах. Что хотел сказать Христос, если посмотреть на всю совокупность притч в Евангелии от Луки?
На удивление, в Евангелии есть также и отрывок, где Иисус говорит все тоже самое своим ученикам. И это блаженства из Нагорной проповеди, которых тоже девять, как и пар притч.
Мы имеем перед собой, с одной стороны, последовательность из девяти блаженств, в которых Христос описывает образ человека, а другой стороны, последовательность девяти притч о молитве, которые образуют своеобразный столб, позвоночник, дающий