>работа станет ярмом, для которого
жаль души, а
досуг – пустотой небытия.
Антуан де Сент–Экзюпери
«Маленький принц»
Приветствую Вас, мой дорогой читатель!
Искренне верю в то, что эта книга найдет отклик в Вашем сердце.
Вот уже более двадцати лет я работаю воспитателем в детском доме. И все эти годы я задаю себе вопрос, что необходимо, чтобы росток человеческой жизни выжил, окреп и не переродился в сорняк, что первично в становлении человека, генетика или окружающая действительность?
Я хочу посвятить эту книгу детям! Удивительным моим воспитанникам, которые уже сами стали родителями. В раздумьях о важности генетики и бытия, не замечая потока времени, я однажды обнаружила, что пролетела целая жизнь, наполненная состраданием, добром, любовью, счастьем…дети выросли, разлетелись по свету и стали настоящими людьми.
Спасибо, мои пташеньки, попутного вам ветра в судьбе, ведь это для вас мы «зажигали звезды»!
В книге жизни, этом огромном мануале, который
лежит во всех чемоданах мира, написано, что
каждая глава жизни завершается нервным срывом.
А в новую мы приходим как будто новорожденные:
выплакавшиеся и слабые, с эхом крика в душе.
Хатльгрим Хельгасон «Женщина при 1000 °С»
Наденька (из дневника воспитателя)
Длились вторые сутки, она молчала. Маленькая девочка с серьезным застывшим лицом. Все так надеялись, что самый страшный день её жизни закончится ночью и утром она найдет в себе силы для того, чтобы немного поесть. Этого не случилось.
Надюша продолжала сидеть на кровати. Создавалось такое впечатление, что она и не спала вовсе. Ничего по сравнению со вчерашним днем не изменилось. Единственное, возникло еле уловимое движение, тело её слегка раскачивалось, точно заведенный маятник. После того, как девочку привезли в детский дом, она не проронила ни звука. Шли вторые сутки. Чистая, опрятная девчушка с густыми каштановыми кудряшками сидела неподвижно, слегка двигаясь, отклоняясь вперед и назад. Возникало зловещее ощущение, что кто-то невидимый дергает за ниточки ставшее таким безжизненным тело малышки.
Стороннему наблюдателю этого процесса становилось тревожно от безысходности происходящего. Девочка не реагировала ни на врачей, ни на психологов, испробовавших весь свой профессиональный арсенал. Красивые куклы в ярких платьях, забавные мягкие игрушки с добрыми мордочками не привлекали её внимания. Девочка как – будто спала с открытыми глазами. И именно эти глаза давали мне понять, что она живая. Вернее сказать, только они и были живыми в этом застывшем теле. Очень хотелось взять её за плечики и так слегка потрясти и сказать, позвать: «Надюша, Наденька, просыпайся!». Но если к ней прикасались, тело девочки тут, же становилось ватным и кулем валилось на кровать. Глаза при этом продолжали жить своей обособленной мукой. Я чувствовала эту боль, огромную боль маленького человека, которая в прямом смысле парализовала, лишила её сил и возможности двигаться.
Я не смогла уйти домой. Я стала читать «Маленького принца» Экзюпери. По её взгляду я осознала, что девочка меня слышит и понимает. Я прочла всю книгу, но ничего не произошло. Надюша закрыла глаза, и дыхание её стало еле уловимо.
Что мне оставалось? Я принесла маленькую иконку Казанской Божьей матери и небольшой подсвечник. Установив все на письменном столе, неподалеку от спящий девочки, я приготовилась зажечь свечу. С первой попытки это сделать не получилось. Спичка погасла, а фитиль небольшой церковной свечки не загорелся. Вторая спичка не зажглась вовсе. Третья попытка оказалась успешнее предыдущих. Свеча вспыхнула ярким светом, освещая темное пространство вокруг.
Сосредоточившись на пламени, я не сразу поняла происходящее. Девочка, содрогаясь всем телом, схватив за руку, пыталась оттащить меня от стола. В её глазах застыл ужас. Страх огня, панический страх огня. Я затушила свечу. В полумраке она прильнула к моим ногам. Я взяла её на руки. Она обняла меня за шею, и я почувствовала, что она плачет. Моя шея была мокрой от её слез. Я читала вслух молитву «Богородица Дева радуйся» и качала её точно младенца, появившегося на свет.
Потом читая её личное дело, я узнала, что накануне её отец, облив мать бензином, поджег её на глазах маленькой дочки. И от шока увиденного, девочка не могла пошевелиться, не могла кричать о помощи, а потом потеряла сознание.
Мы приходим к ним, чтобы любя лишить боли. Мы проводники. Вот наша миссия.
Вероника Владимировна Пчела закрыла дневник. Вот уже на протяжении более двадцати лет работы воспитателем в детском доме общие тетрадки, исписанные мелким аккуратным подчерком, хранились, составляя целое собрание воспоминаний детских нелегких судеб, переплетаясь с её собственной такой необычной судьбой. Сначала они представляли собой самые обыкновенные дневники педагогических наблюдений. Но перечитывая свои