эйфории и парения?
Приказать: стой, раз-два, я сказала! Так, что ли?
Агата разулыбалась, тут же живо представив себе, как приказывает чувствам прекратить непонятные парения, восхищенные брожения и всем взбунтовавшимся «табуном» немедленно вернуться в привычное «стойло».
Ну какое тут спать!
Дунул ветерок, заиграл тюлевой занавеской, прикрывавшей проем распахнутой настежь балконной двери, затеребил ее, то раздувая пузырем, то заставляя перетекать волнами с еле уловимым шорохом, в серо-голубых предрассветных сумерках создавая иллюзию проникающей в комнату загадочно-миражной туманной дымки. Громко защебетала какая-то пичуга, видимо устроившаяся где-то неподалеку у балкона, ее песню подхватила другая «стрекотунья» чуть подальше, за той третья и где-то совсем в отдалении еще одна… Выводили на разные тона свои трели. Перепелись, пощебетали и вдруг в один миг замолкли все разом.
Агата поднялась с кровати, чего уж теперь, понятно же, что не уснет. Прошла к балкону, взяла из кресла, стоявшего рядом, покрывало, обернула вокруг себя два раза, закрепив концы на груди, отодвинула летящую туманную занавесь, легко погладившую ее по руке в очередном колыхании, словно приветствуя, и вышла на балкон.
Встала у перил, обвела взглядом раскинувшуюся перед ней панораму, прикрыла глаза с восторженным благоговением, глубоко вдохнула, втягивая в себя вкусный воздух, улыбаясь от удовольствия и какой-то теплой, искристой радости, переполнявшей ее.
Как же поразительно прекрасно пахло здесь лето. Необыкновенно.
Наверняка так же прекрасно тут пахнет и осень, и зима, и, конечно же, весна. Но все-таки лето источало свои особенные, неповторимые запахи, разные в каждом из этапов-месяцев.
Сейчас, в самом-самом своем начале, оно пахло морем, все еще клейкими молодыми листочками кустов и деревьев, яркой, буйной зеленой травой, тонкими цветочными благоуханиями и чем-то ускользающим, необъяснимым, некой волшебной ноткой, вплетенной в букет ароматов, присущих только этому городу.
Агата медленно выдохнула, открыла глаза и посмотрела вперед, где начала светлеть полоска неба над морским горизонтом, еще даже не подсвеченная солнцем. Неохотно отступала ночь, посверкивая крупными звездами на западе. И внезапно примолкшие, в ожидании солнца, птицы перестали заполнять звуками прекрасную предрассветную тишину.
Да, это вам не Москва с ее вечным гулом мегаполиса, не утихающим никогда, с ее урбанистическими запахами и ароматами.
Агата еще раз с удовольствием глубоко вдохнула, смакуя пьянящий ароматами и свежестью, по-утреннему немного прохладный воздух, казавшийся густым и осязаемым от своей чистоты.
Хорошо! Да нет, не хорошо – прекрасно! Вот сейчас, в этом моменте, на рассвете этого дня – прекрасно! А что будет дальше… Бог знает. Агата чувствовала и понимала, что ее жизнь сделала очередной крутой вираж, а к худшему ли эти виражи-перемены или к лучшему – посмотрим.
Впрочем, если быть точной, перемены в ее жизни объявили о себе еще полтора года назад. Ну, не то чтобы прямо перемены и не то чтобы взяли и объявили…
Агата очень четко, до деталей, нюансов, разговоров-диалогов, эмоций и чувств, которые испытывала и переживала тогда, даже до запахов запомнила тот день.
Неприятности начались с взбучки начальства, вызвавшего ее пред свои совсем не светлы, а скорее темны очи.
– Соболевская! – когда Агата вошла в кабинет, прогрохотал Хазарин грозным тоном, не предвещающим «ничего хорошего, окромя плохого», как называет такое состояние начальственного гнева их заштатный балагур Саша Дерюгин. – Я не понял, что за ерунда! – потряс он документом, зажатым в руке. – Какой отпуск?!
– Положенный, – умеренно строптиво ответила Агата.
– Шутка не зашла, Соболевская! – предупреждающе рыкнул хозяин кабинета.
– И не думала даже, Александр Романович, – не сдавалась Агата и напомнила: – Вы же подписали мое заявление.
– Ты обязана была лично мне его подать!! Лично! Тогда и разговора бы не было! – разошелся пуще прежнего искренним негодованием, где-то даже праведным, Хазарин.
Ага, сейчас – сама подать! Ну да.
Она еще с ума окончательно не соскочила – лично подавать заявление на отпуск в середине декабря. Ищите дурочек – мало того, что вылетишь из кабинета стремительным чижом, напутствуемая тяжелым словом, придавшим ускорение, так еще попадешь в личный «черный список» Хазарина, а это така-а-ая засада, что ну ее, понимаешь, на фиг, будешь в вечных наказанных ходить на всех самых «черных» работах и без премии.
Так что нет – ищите других смелых и дерзких.
Но! Есть у нас обходные, тайные, партизанские тропы – опасные, но при осторожном прохождении и верном маневре ведущие к победе и торжеству справедливости в твоей отдельно взятой священной борьбе за свои конституционные права. Всем в отделе было прекрасно известно, что если хочешь получить разрешающую резолюцию начальства на заявлении, то уж расстарайся как угодно, но заслужи внимание и сочувствие к твоей проблеме и уговори помочь