>
ISBN 978-5-0055-3404-0 (т. 1)
ISBN 978-5-0055-3405-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть 1. ВСТУПЛЕНИЕ
1. Черная кошка, бегущая по дороге
В некотором царстве, в некотором государстве был один город. Город как город, не самый большой, но и не самый маленький, не старый, но и не только что построенный – с асфальтовыми дорогами и фонарями, с машинами и двенадцатиэтажными домами, с полицейскими и школами. Все школы были похожи друг на друга, поэтому совершенно неважно, в какой из них училась беспризорница Юна.
Беспризорнице Юне лет было тринадцать или четырнадцать, и она была самая настоящая беспризорница. Это вовсе не означает, что у нее не было мамы и папы, вовсе нет: у нее была мама, и это была самая настоящая мама, которая умела вкусно готовить и ругала Юну за двойки и плохое поведение, да и папа у нее тоже где-то был. Несмотря на это, Юна была самой настоящей беспризорницей, так говорили все учителя, и директриса, и полицейские, которым Юна нет-нет, да и попадалась, и даже некоторые одноклассники: «Форменная беспризорница!» Думаешь, Юна обижалась на это или как-нибудь страдала – нет, нисколечки! Если кто и страдал, так это ее мама, которая, конечно, хотела, чтобы у нее была нормальная дочка, а не какая-то там беспризорница, ну, а саму Юну такое положение дел вполне устраивало, и она даже гордилась этим своим вторым именем. Да, но пора уже рассказать про Юну еще что-нибудь, кроме того, что она беспризорница. У Юны были хитрые зеленые глаза и большие уши, любимое ее слово было «зыканско!», она умела пронзительно свистеть в два пальца (как ни странно, этому ее научила ее мама – на свою голову), а также лазить по деревьям и драться. Она была похожа на мальчишку, да она и считала себя мальчишкой, и стриглась всегда коротко, а если кто-нибудь напоминал ей, что она же все-таки девочка, очень обижалась и лезла сразу драться. Все мальчишки из ее класса боялись Юну и уважали ее; Юна же относилась к ним свысока, полагая, что она главнее; так оно и было, потому что все безобразия в классе и школе начинались с нее; с девчонками же беспризорница Юна вообще никогда не имела дел, считая их плаксами, ябедами и дурами.
Любимое время года у беспризорницы Юны было, конечно же, лето, во-первых, потому, что летом нет этой дурацкой школы, во-вторых, вообще зыканско: можно влезть на парапет речки с гранитными берегами и на виду у прохожих плюхнуться в воду прямо в одежде, а когда соберется толпа, и все будут шуметь и звать полицию и скорую помощь, тихонько вынырнуть под мостом, незаметно выбраться на берег и уйти, насвистывая; можно еще пойти на базар, где торгуют фруктами, и напробоваться всякого до того, что язык заболит; а можно, например, не пойти ночевать домой, а, покружив по городу, найти старый полуразрушенный дом с забитыми окнами – мечта всех беспризорниц! – и обследовать его сверху донизу, пугая кошек и крыс, а потом улечься спать на каком-нибудь позабытом матрасе – лето же, тепло! Жаль только, что в этом городе осталось мало старых полуразрушенных домов, а, наверно, должны быть такие города, которые целиком состоят из этих домов – вот туда бы как-нибудь! И вот бы еще… вот бы еще за летом шло лето, а за летом – опять лето!.. Вот бы!
И, однако, за летом шла осень, как ей и полагается, сначала золотая, потом золота становилось все меньше, а дождей все больше, а школа каждое утро ждала на своем месте, как злая собака, от которой никому нет прохода. Но беспризорница Юна прекрасно знала, что проход есть, и частенько проходила мимо, посмеиваясь и показывая язык, – эта злая собака сидела на своей цепи и никак не могла ее достать, ха. Зато потом, вечером, приходилось честно таращить глаза, доказывая маме, что вовсе нет, вовсе я сегодня и не уходила с уроков (и держать на всякий случай фигу в кармане), и в конце концов, обидевшись на такое недоверие, запереться в своей комнате и сидеть там, и извести многие коробки спичек, учась зажигать их об стену, и все время поглядывать в окно, на голые ветки, качаемые ветром, а дальше – черная дорога, застывшая в фонарях.
Чирк, чирк! Одна из трех спичек зажигалась обязательно, и, подержав ее за головку, пока она не догорит до самого конца и не погаснет, Юна бросала ее и засовывала палец в рот, и грызла ноготь, и смотрела в окно. Перед домом Юны стоял еще один дом, и из-за этого дома выходила дорога – черная дорога, и свет фонарей, отражающийся в асфальте, подрагивал под дождем. Беспризорница Юна вставала на стол и высовывала голову в форточку, под дождь. Выбежав из-за дома, дорога сворачивала легко, плавно и круто, и сияли над ней фонари, как елочная гирлянда… БАМС!
Это глаза беспризорницы Юны врезались в дальний дом, за который уносилась дорога, за который так же легко она сворачивала, а что там, что там? Дорога исчезала за дальним домом так же легко, как и появлялась из-за ближнего, оставив с носом беспризорницу Юну.
Да ну тебя, фыркала Юна, осторожно высовывая голову из окна и оказываясь опять дома, где за дверью ее комнаты ходила и ворчала мама, а на столе лежал коробок спичек, наполовину спаленных.
Что ж, разве не знала она, куда эта дорога ведет? Знала, и ходила… днем: мимо школы (не той, в которой училась Юна, но точно такой же), а дальше – прачечная, а еще дальше – новый район с большими домами, там дорога