массы, на первый взгляд абсолютно нормальных ненормальных людей. Когда все постояльцы больницы собирались на завтраки обеды и ужины я пытался поймать чей-нибудь взгляд, в ожидании того, что они как-то выдадут себя. Но похоже я был здесь самым нормальным и никто не казался мне подозрительным. Кормили нас плохо, видимо поэтому практически все были худы и слабы, мой прошлый жирок быстро испарился, я бы сказал рассосался вместе с низкокалорийными продуктами которыми нас пичкали дабы мы не испустили дух. но не смотря на плохое питание я старался держать себя в форме, не привлекая внимания, я поочередно напрягал и расслаблял разные группы мышц лежа в кровати под одеялом пока их не начинало сводить судорогой. со стороны это наверное выглядело как конвульсии время от времени случающиеся у пациентов. так я проводил около пятнадцати минут три раза в день до еды. Сказал как по рецепту. Выходить из палаты было запрещено, в туалет ходили под присмотром санитаров, нужно было только постучать в окно, но это не приветствовалось, так как все здесь было по расписанию, в том числе туалет и личная гигиена. Как правило, перед едой по пути в столовою, нас заводили в нужник, в котором всегда воняло хлоркой, которая просто напросто перебивала другие запахи человеческих испражнений и что казалось, являлось лучшей альтернативой всем другим запахам. Мы усаживались на ряды низко посаженных унитазов даже не разделенных перегородками еще кажется советского образца. Была такая эпоха у нашей страны, страны советов, когда все было общее и ничье, где никогда не заморачивались с бытовыми условиями и не задумывались об удобствах и индивидуализме. По сути здесь почти все было создано в ту эпоху и не нужно было машины времени, чтобы воотчую увидеть и впитать атмосферу того времени, которое застыло в этих стенах и предметах наполняющих быт спецмедучреждения. Я мало где был, но в тех помещениях, где я побывал, начиная со своей палаты, столовой, санузла и прачечной, в которую мне посчастливилось лишь однажды проскользнуть, все было в одном безвкусном стиле серости и сырости казематного типа. Почему я сказал посчастливилось? Да потому что одни и те же маршруты изо дня в день, из месяца в месяц сводили с ума и любое отклонение от оных было как глоток свежего воздуха, который можно было впитать не как иначе, как припав к трубе приточной вентиляции, которая заходила в нужник со стороны стены у последнего унитаза, и находилась как раз на уровне моей головы. Нужно было только чуть-чуть привстать на цыпочки и втянуть прохладу, дующую прямо в лицо. По воздуху можно было определить был ли дождь или было сухо, насколько тепло или холодно за окном, а иногда из трубы тянуло сладковатым запахом карамели не весть откуда появляющегося и так же стремительно исчезающего у основания трубы. Долго наслаждаться ее дыханием не приходилось, как я сказал, все было по расписанию и под присмотром, и как правило последний унитаз к моему приходу всегда был занят,
