дно, допустим, нос у меня уже тогда был курносым, но на моей голове не росли ни хобот, ни антенна, – ничего странного. У меня был только обычный курносый нос.
Ах да! Из-за того, что я очень много болтаю, голос у меня вечно охрипший. Врач сказал маме, что мои голосовые связки постоянно в напряжении, поэтому я хронически хриплю. Что такое «хронически» я не знаю, но слово звучит противно, поэтому я решила поменьше болтать. К сожалению, получается не очень, потому что я слишком честная.
Точнее, я стараюсь всегда говорить честно и постоянно нахожу ошибки и неточности в собственных словах. Тогда я стараюсь исправиться и сказать получше. Так происходит постоянно, поэтому в итоге получается, что я слишком много говорю.
В общем, я всего лишь хотела сказать, что две недели назад всё шло, как обычно.
Я училась в 4-м «Б» классе у фрау Румянсен (поправка: я и сейчас там учусь), у меня были хорошие друзья (поправка: один лучший друг и две близкие подружки), каштановые волосы и очки (увы, поправки не последует). Я хотела служить в полиции по борьбе с теми, кто мучает зверей. В смысле, служить в обычной полиции, только в том отделе, где занимаются случаями жестокого обращения с животными. Мучить животных запрещено, и тех, кто так поступает, нужно отправлять в тюрьму! Подобных людей, увы, до сих пор очень много. Они остаются безнаказанными, потому что полицейских, которые за этим следят, мало. Поэтому я твёрдо решила, что, когда вырасту, буду работать в полиции.
И первым делом арестую господина Фриттера!
Господин Фриттер – наш сосед. У него есть собака (поправка: была собака). Пса зовут Кусакой.
Господин Фриттер хотел, чтобы Кусака охранял дом, и отдал его на дрессировку в собачью школу. Наш сосед рассказывал, что это обошлось ему в миллионы. Только мне что-то не верится, чтобы они у него были, иначе он купил бы себе новый дом с суперсовременной сигнализацией, окружённый высокой стеной, а не жил в обшарпанной хибарке с покосившимся забором из сетки, через который любой вор переберётся в два счёта.
Так вот, Кусаке полагалось лаять, если кто-то подходил к ветхому забору. Только Кусака был вовсе не глуп и никогда не лаял на меня. Я ему нравилась. Кусака знал, что я не полезу в дом к господину Фриттеру красть его миллионы. Я приходила погладить Кусаку, а этот пёс очень любил ласку.
Однажды господин Фриттер увидел, как я опустилась на колени и просунула руку через сетку, чтобы почесать Кусаку за ухом. Сосед завопил: «Ко мне!» Его голос зазвенел, словно рядом кто-то точил ножи один о другой. Так иногда делает моя мама, когда затупится. В смысле, когда затупится нож. Я сразу же убегаю из кухни, – не выношу этот звук!
Когда господин Фриттер завопил: «Ко мне!», у меня точно так же заложило уши. Кусака послушался хозяина, но тот всё равно зашипел: «Ты почему не лаешь? Глупая собака! Чтобы в следующий раз лаял, когда кто-то подходит к забору!» А потом он совершил ужасный поступок, от которого мне стало в тысячу раз больнее, чем от его воплей или от скрежета всех ножей в мире. Господин Фриттер схватил палку и ударил Кусаку.
Нет, вы представляете?!
С тех пор наш сосед – мой враг. Самый главный на свете! Когда я вырасту, сразу его арестую! Несмотря на то что пёсик давно в безопасности. Самое прекрасное в моей истории – это то, что Кусака обрёл новый дом.
Как вы уже знаете, всё закрутилось в понедельник две недели тому назад. Я сидела в кухне и завтракала, глядя в окно. Я ощущала на языке чудесный вкус какао. В животе приятно щекотало, потому что на улице уже не было серебристой машины: значит, господин Фриттер сегодня работал в первую смену и уже уехал. Я подумала, что день точно будет прекрасным!
Я допила какао, обулась, закинула на плечо рюкзак и выбежала из дома. У соседского забора опустилась на колени и стала ждать, когда подбежит Кусака, виляя хвостом. Так начинались все прекрасные дни.
Прежде чем рассказывать дальше, опишу вам Кусаку. Это просто удивительный пёс! У него светло-каштановая шерсть и блестящие глаза, похожие на два тёмных магических шара, – если в них заглянуть, видно, как в глубине пляшут отблески света. У Кусаки смешные уши, их уголки свисают вниз, словно два мягких колпака, которые надевают на чей-нибудь день рождения. Когда Кусака настороже, уши встают торчком. Когда я его глажу, уши всегда висят, потому что пёс обожает ласку.
Тем утром пёс долго не появлялся. Я позвала его:
– Кусака!
Никого. Странно, обычно он прибегал довольно быстро.
– Кусака! – крикнула я погромче.
Тишина.
– Ты где? – Я поднялась и заглянула в сад через забор. В собачьей будке никто не копошился. Я прошлась вдоль забора до участка наших соседей Кутневски. Пусто!
Я встревожилась и обошла участок Кутневски с другой стороны. Может, Кусака залёг где-то там? Ничего подобного. На заднем дворе у господина Фриттера стоял только ржавый автомобиль.
Я по-настоящему испугалась. Может, господин Фриттер забрал Кусаку с собой на работу, чтобы я его не гладила? А вдруг пёс