асный рецидивист – ООР, статус неоднократно судимого лица по УК РСФСР 1960 года, являлся отдельным квалифицирующим признаком по ряду составов преступлений), проснулся в автозаке от густого милицейского мата.
«Убери машину, убери машинууууу от суда, от суда, отсюдаааа» – ревел старший конвойный «Уберииии». Внезапно начальственный рев сменился елейным лепетанием: «Павел Александрович… не узнал, Вам помочь дела донести? Уже бегу, бегу» и дальше бубубубу. После того, как старший конвойный, отнес дела в зал №2, шестерочный жигулевский движок капризно взвыл. Отогнав машину судьи Нского районного суда Князькина Павла Александровича, конвойный открыл дверь автозака, и устало крикнул: «На выход по одному». Сидя в конвойке, Лимонов подумал, что так привык к этим скверным запахам, бормотанию и скоплению людей, паршивому состоянию постоянного ожидания, что забыл обо всем, что было с ним за эту пару месяцев после последнего освобождения. А ведь было, было, было….
На свободе он и пробыл то пару месяцев, успев влипнуть в самый глупейший «гоп-стоп». Но до этого он познакомился с Наташкой. В свои 39 лет с пятью судимостями по разнообразным статьям родного УК и с куполами во всю грудь, он увидел ее голубые глаза и замер от удивления. Огромные ресницы делали ее совершенно беззащитной, так ему показалось. Это было пару месяцев назад, когда откинулся Кучерявый и по этому поводу шалман на ул. Речной гудел несколько дней. Когда Лимонов зашел в длинную комнату с жёлтым светом и чернеющими обоями, он увидел огромный стол, который ломился от консервов, дешёвой водки, кастрюлями с картошкой, капустой и селёдкой, а также огромное скопление его родной гопоты. И тут он увидел Наташку. Она не была красива и точно не в его вкусе, худенькая, среднего росточка, худое личико казалось совсем детским, если бы не морщины, да синяки. Большие красные натруженные руки каждый день мыли пол в общественном туалете на Октябрьской, длинные ноги под джинсами. «И откуда у нее джинсы», -пронеслось в голове у Лимонова. Но глаза цвета сказочных фонтанов посмотрели на Лимонова так, что ему захотелось забыть, что он делал все эти годы. Лимонов сел рядом с Наташкой, вежливо сдвинув кого-то босяка, спросил ее:
«Простите, не возражаете».
«Не возражаю», – Наташка еще раз посмотрела на него своей синью глаз и отвернулась.
Дикая беспредельная пьянка продолжалась всю ночь, упившийся вусмерть сброд расползался по ночным улицам. В парадной соседский бычара, не известный Лимонову, схватил Наташку за грудь и стал обнимать. Лимонов взял его за горло и слегка ткнул в грудь заточкой, что поменял пару часов назад у Гавроша на бутылку водки:
– Отвянь, гниль.
Тот отпустил Наташку, тихо матернулся и скрылся в темноте. Наташка взяла Лимонова за руку, провела по наколкам:
– Сколько ходок, милый?
– Без малого пять, недавно откинулся.
В Наташкиных глазах мелькали чертики:
– Пошли, а порежешь кого, зеленкой лоб намажут, – и поцеловала его.
Сладкий капкан длился то ли неделю, то ли две, Лимонов не помнил, где спал, что ел, что пил, видел только голую Наташку, ее голубущие глаза и огромные ресницы. Потом Наташка пошла мыть туалет своими красными ручками, которые он целовал.
В конвойке грохнула дверь «Лимонов на выход 2 зал руки за спину»
Адвокат Родькин проснулся в 7.05 совершенно пьяный и увидел знакомое жёлтое пятно на потолке. «Дома, слава Богу», – пронеслось в голове. И вдруг справа он увидел изгиб ослепительно белой женской ножки, которая слабо дернулась. Родькина обожгло «Где жена? Аааа на даче, точно». Ножка принадлежала длинной белобрысой девице с вытянутым слегка лошадиным, но не лишённым привлекательности лицом. Девица была длинна и худа, белесые ресницы, ямочки на скулах, огромный рот был приоткрыт, дама похрапывала. Родькин вздохнул и вспомнил, как Валерик вчера пришел к нему домой с двумя девушками, как они выпили весь его бар и танцевали, как он успокаивал соседей. «Кочмарь, жене настучат, ужос», – пронеслось в голове. Он сел на кровать, посмотрел на спящую женщину, она безмятежно откинула руку, обнажив торчащие соски маленькой груди.
Мозг Родькина взорвался, он вспомнил, что девицу зовут Анна Семенович и что до того, как выпить литр водки она хвасталась, что ей надо идти утром в суд, где ее будут судить за разбой. Слабые отблески воспоминания о вчерашнем, услужливо донесли до его мозга историю, как Анька с двумя подругами избила до полусмерти дочку директора школы, а одна из них сняла с руки часы. Мозг шепнул Родькину: «Разбой, если у Князькина, то 5,5 лет за счастье, а если не явится в заседание, то точно реально, если явится, то можно на хулиганку с эксцессом». И тут мозг добил Родькина. Он явственно вспомнил, что на 12 часов у него назначено дело у Князькина и что вчера ему Валерия, его заведующая, расписала судебную повестку. Фамилия на повестке была Семенович.
Наташка проснулась в 8 часов в одежде, рядом на кровати сопел какой то голый мужик. За шкафом картинно громко фальцетом то повизгивала, то стонала Танька, гремели пустые бутылки, скрипела кровать. Наташка села, лежащий будто невзначай схватил