направилась на кухню, вынула из холодильника вкусняшки и положила их на поднос. Потом разделась, разбросав где попало вещи. В квартире все равно царил бардак. Я приняла душ, вытерлась и нырнула в просторную футболку с Мэйзи Маус, которую мне подарили на книжной ярмарке в Болонье. Час был слишком ранний, чтобы ложиться, но я плюхнулась на кровать, неубранную еще с прошлой ночи. Обычно для меня это не характерно, но мой бойфренд уехал на шесть недель, а оставаясь в одиночестве, я сознательно понижаю стандарты. В неразберихе определенно есть что-то успокаивающее, тем более когда рядом нет никого, кто на нее сетует.
Вообще-то, мне жутко не нравится это слово – «бойфренд». Особенно в отношении мужчины пятидесяти двух лет, дважды разведенного. Беда в том, что в английском языке не подыскать толковой замены. Сожителем Андреаса не назовешь – для этого мы слишком редко встречаемся. Любовник? Моя вторая половина? По различным причинам оба определения заставляют меня поморщиться. Он приехал с Крита. Андреас преподавал древнегреческий в Вестминстерской школе и снимал квартиру в Мейда-Вейл, неподалеку от меня. Мы поговаривали о том, чтобы съехаться, но опасались, что это станет концом наших отношений, поэтому, хотя в моем гардеробе было полно вещей Андреаса, его самого рядом со мной частенько недоставало. Так было и в тот раз. Андреас уехал на время школьных каникул, чтобы побыть с семьей. Его родители, вдовая бабушка, двое несовершеннолетних сыновей и брат бывшей жены жили в одном доме, образуя запутанный клубок родственных связей, который грекам, похоже, по вкусу. Вернуться он должен был не раньше вторника, накануне начала занятий, и увидеться мы могли только в следующие выходные.
Так что я жила сама по себе в своей квартире в Крауч-Энде, размещавшейся в цокольном этаже викторианского дома на Клифтон-роуд, минутах в пятнадцати ходьбы от станции метро «Хайгейт». Наверное, это было самое разумное из моих приобретений. Мне нравилось жить там. Там было тихо и уютно, нам на двоих с хореографом со второго этажа принадлежал садик, но моя соседка почти не появлялась в нем. У меня, понятное дело, было слишком много книг. Каждый дюйм на полках был занят. Книги лежали поверх других книг. Сами полки прогибались под их весом. Вторую спальню я переоборудовала под кабинет, хотя старалась не работать дома. Им чаще пользовался Андреас, когда жил у меня.
Я откупорила вино. Отвинтила крышку с сальсы. Закурила сигарету. И начала читать книгу, как это делаете сейчас вы. Но прежде чем вы приступите, я обязана вас предупредить.
Эта книга изменила мою жизнь.
Вероятно, вам и прежде доводилось встречать подобное утверждение. Со стыдом говорю, что поместила это признание на обложку моего первого романа, весьма посредственного триллера про Вторую мировую войну. Кто-то, не помню, кто именно, сказал, что книга способна изменить вашу жизнь только одним способом – свалившись вам на голову. Никогда не забуду, как совсем еще девочкой я читала сестер Бронте и влюбилась в их мир: мелодрама, живописные пейзажи, очарование готики и тому подобное. Вы вправе решить, что увлечение «Джен Эйр» и подтолкнуло меня к издательской деятельности, но в свете случившегося в этом угадывается некая ирония. Есть немало книг, глубоко меня затронувших: «Не отпускай меня» Исигуро[1], «Искупление» Макьюэна[2]. Говорят, что под воздействием феномена Гарри Поттера дети буквально хлынули в школы-пансионы. Бесспорный факт, что есть книги, оказывающие огромное влияние на наше мировоззрение. «Любовник леди Чаттерлей» – один очевидный тому пример, «1984» – другой. Но мне кажется, едва ли имеет значение, что именно мы читаем. Наша жизнь катится по проложенным с самого начала рельсам. Художественная литература способна лишь на миг приоткрыть нам альтернативу. Возможно, из-за этого мы ее так любим.
Но «Английские сорочьи убийства» в самом деле изменили для меня все. Я больше не живу в Крауч-Энде. Я оставила работу. Растеряла большинство друзей. Тем вечером, перевернув первую страницу распечатки рукописи, я понятия не имела, что отправляюсь в плавание. И честно признаться, если бы знала об этом, то едва ли согласилась подняться на борт. Это мерзавец Алан Конвей виноват во всем. Я с первого взгляда прониклась к нему неприязнью, хотя, странное дело, мне всегда нравились его книги. Как по мне, так нет ничего лучше хорошего детектива: крутые повороты и загадки, подсказки и ложные улики и, наконец, облегчение, когда все разъясняется, причем таким образом, что ты кусаешь себе локти – ну как можно было не заметить разгадки с самого начала?
Начиная читать, я примерно этого и ожидала. Однако «Английские сорочьи убийства» оказались не такими. Совсем не такими.
Надеюсь, мне нет нужды снова это повторять. В отличие от меня, вы предупреждены.
Алан Конвей
Английские сорочьи убийства
Об авторе
Алан Конвей родился в Ипсуиче, окончил школу в Вудбридже, затем с отличием Университет Лидса по специальности «английская литература». Позже поступил возрастным студентом в Университет Восточной Англии, чтобы изучать писательское мастерство. Следующие шесть лет Конвей работал учителем, пока