Я Изольду Михайловну сейчас отвезу… да, отвезу и сразу вернусь! У меня приданое для вашего малыша давно уж припасено! Отдел рабочего снабжения в положение вошёл, постарался! Коляска – та вообще немецкая, киндерваген гемахт ин Дрезден[8]! И вы, Калерия Матвеевна, не беспокойтесь! Пусть зима тут в степи и холодная, а жизнь теперь у нас совсем другая будет, тёплая… Отогреют всех нас дети-внуки…
Изольда, бережно, мелкими шажками ведомая под обе руки вниз по лестнице мужем и Нечистым, вдруг всплеснула руками:
– Ой, сумку, кажется, забыла…
– Я сейчас! – крикнул Сергей; помчался наверх. – Идите, спускайтесь, я догоню!..
В прихожей схватил сиротливо забытую в углу холщовую сумку с нехитрыми причиндалами, запрыгал цаплей через две ступеньки вниз. Нечистой осторожно грузил испуганную Изу в хрипящий на холостых хилым бензиновым моторчиком сорок седьмой «газон». Сграбастал сумку, залез сам, хлопнул водителя по плечу – мол, трогай – проорал в открытую дверь Ванчукову:
– Фёдорыч, не дрейфь, я скоро!
Без пяти минут бабушка, Калерия Матвеевна, не зная, куда себя деть, переминалась больными ногами возле гладильной доски. Стопка простынь и пелёнок – прогладить-то надо с обеих сторон! – потихоньку росла.
– Я на кухне посижу… – тихо сказал Ванчуков.
– Конечно, Сергей Фёдорович, идите. Поглажу пока. Поужинайте, всё готово.
– А вы?
– Да не до еды мне, дорогой Сергей Фёдорович. Кусок в горло не лезет.
Ванчуков пожал плечами, кивнул, повернулся и пошёл через длинный коридор, в который выходили все три крошечные комнаты дом-приезжской малосемейки, на шестиметровую кухоньку. Заглянул в одну кастрюлю, приподняв крышку, в другую. Есть и правда не хотелось. Снял телефонную трубку, набрал «ноль семь». Назвал город, номер телефона. Только успел насыпать в турку три ложки кофе из жестянки ленинградского молотого, как телефон коротко несколько раз хрюкнул.
– Спасибо, – ответил Сергей телефонистке, – я, да… заказывал.
Трубка немного помолчала, потом отозвалась баритоном:
– Да, слушаю.
– Здравствуй, Витя! – бодро откликнулся Сергей.
– О-о-о, Серёжа! – обрадовалась трубка. – Как твои дела?
– Ничего, вроде пообвыкся.
– Холодно у вас?
– Не так холодно, как противно, – поморщился Ванчуков.
– Как жена? – спросила трубка Витиным голосом.
– Час как в роддоме.
– Ну, ты молодец! – обрадовалась трубка.
– Стараюсь, – поддакнул Сергей. – Слушай, как там мой?
– Твой-то? Серьёзный он, Серёжа. Прямо как ты в молодые годы… – в голос Виктора замешалась смешинка. – Не нарадуюсь. А ты что, волнуешься?
Ванчуков промолчал.
– Ладно, Серёжа, ладно. Понимаю тебя. Ты далеко, сердце отцовское неспокойно. Но ты это зря, милый ты мой. Лёва твой молодец. Я под него уже аспирантское место выбил.
– С трудом? –