ей работе[4].
Сегодня крайне важно ответить на вопрос об эффективных путях динамичного и, что не менее важно, органичного развития нашего Отечества. Главный вывод, к которому приводят довольно длительные размышления, это заключение, что реального и устойчивого успеха можно добиться лишь в рамках модернизации консервативной. Об этом свидетельствует весь опыт успешных модернизаций, хотя и их лидеры и те, кто вкушает благодетельные плоды их результатов, могут даже не осознавать этого. Как не вспомнить мольеровского господина Журдена, который не знал, что говорит прозой[5].
Проблема консервативной модернизации, которой посвящена данная работа, за прошедшие годы существенно поменяла свой статус и в исследовательском дискурсе, и в общественном сознании. Раньше, в условиях почти безраздельного доминирования либерального, точнее псевдолиберального, доктринерства, обращение к концепции консервативной модернизации скорее всего влекло за собой дискредитирующее обвинение. Обвинение, связанное как с недостаточной научной обоснованностью ее сторонников, так и с поддержкой социально-политических сил, препятствующих либерально-демократическому прогрессу России. Часто в ответ даже на попытки начать дискуссию относительно соответствующего подхода автор получал категорический отлуп: консервативная модернизация – «жареный лед» или, более изысканно, оксюморон.
Однако за последние годы ситуация существенно поменялась. Во-первых, начала сказываться рефлексия проблем развития во многих регионах мира. Все шире распространялось осознание, что либеральный извод модернизации далеко не всегда залог успешных реформ. Напротив, слишком часто преобразования, реализуемые по этим рецептам, торпедировались массовым сопротивлением, контрреформами, и страны отбрасывались назад на многие десятилетия. Пример – наша собственная страна, которая лишь относительно недавно превзошла многие социальные показатели предшествующего этапа – конца 80-х годов XX века. Памятный лозунг удвоения ВВП означал в сущности возврат к показателям того периода.
В теории также стали множиться сомнения относительно универсального характера соответствующих моделей развития[6].
Еще одним импульсом для упрочения статуса консервативной модернизации была необходимость широкого социального подхода. И теория, и практика стали убедительным доказательством, что модернизационные проекты охватывают широкий круг общественных отношений, а их ограничение лишь технократическими по своему характеру реформами ведет к значимым социальным и политическим просчетам. Хуже того, к социальным потрясениям и контрреформам.
Становилось все более очевидно, что стратегии преобразований прежде всего не хватало ее увязывания с ходом исторического процесса в его макросоциальном измерении. Сегодня мы видим, что успешное развитие возможно лишь при условии опоры на прочный фундамент предшествующего социального, культурного и экономического развития, на живые, глубоко укорененные ценности и традиции нашего народа. Без понимания и адекватного их учета стратегия развития превращается в продукт идеологического доктринерства, редко ведущего к реальному успеху. Много чаще к провалам и социально-политическому кризису.
Эти соображения казались несущественными в рамках либеральной догматики с ее представлениями о вневременных, «общечеловеческих» ценностях. Но при выходе за пределы этой догмы, сомнения в которой множатся и усиливаются, недостатки соответствующих подходов приобретают огромное, если только не решающее значение.
Таким образом, возникает необходимость в создании теоретико-методологических оснований и по возможности методических средств и инструментов консервативной модернизации. Этому, собственно, и посвящена данная работа.
В то же время продвижение в теоретико-методологическом обосновании консервативной модернизации наталкивалось на фундаментальную проблему. Она состояла в необходимости создания теоретических средств анализа влияния социокультурных процессов на характер развития, прежде всего на институциональное измерение этого развития.
Проблема усугубляется тем, что во всех мейнстримных концепциях развития игнорировалась взаимосвязь между характером социальных институтов, с одной стороны, и исторически обусловленными изменениями в социальном фундаменте, в характере социальных отношений, с другой. При таком понимании предполагается, что существует волюнтаристская свобода использования институциональных образцов при решении проблем модернизации. Российскому читателю хорошо известна цена такого волюнтаризма.
Для преодоления этого крайне значимого ограничения необходимо создать теоретическую конструкцию, позволяющую анализировать такого рода взаимовлияния. Частично такая работа, касающаяся связи институционального генезиса с исторически обусловленными процессами социальной трансформации, была представлена в моей соответствующей работе[7]. В ней сделан вывод о том, что специфика траектории социальной трансформации предопределяет характер используемых институтов. Соответственно, вряд ли возможно