лкими остротами и заканчивающиеся кровавыми схватками на окраинах могущественных империй − в Северной Америке. Именно там и столкнулись в прошлом веке интересы трех колоссов, супердержав − Англии, Испании и России.
Отправляясь по приказу канцлера графа Румянцева в призрачную Калифорнию, капитан Преображенский при странных обстоятельствах встречает молодую американку мисс Стоун, которая несет темное бремя своего прошлого…
Связанные разными целями, но единым чувством любви, герои отправляются в полное тайн и удивительных открытий путешествие.
Роман «ФАТУМ» талантливого русского писателя Андрея Воронова-Оренбургского относится к историко-приключенческому жанру и продолжает традицию старых, добрых романов, зовущих читателя в окутанный романтической дымкой мир парусников, шпаг и треуголок.
Как и в предыдущем своем романе «Квазинд», автор большое внимание уделяет любопытным деталям этнографического характера и прочим забытым реалиям описываемой эпохи. Сюжетные коллизии, батальные, светские и бытовые сцены поражают читателя своим размахом и знанием исторического материала. Выписанные мастерски и ярко, они содержат в себе интереснейшие суждения и споры о политике, бойкие диалоги о жизни и размышления героев.
Автор хорошо усвоил уроки классического искусства, с его отточенностью формы, с его глубокой и живой философичностью. Изящество оригинального стиля гармонично сочетается в романе с авантюрными, детективными, подчас даже мистическими началами сюжета, выраженными в неожиданных поворотах и перевертышах.
Дух необъятных пространств Русской Америки и Сибири, отчаянные погони и таинственные убийства, неразрешенные интриги столь захватывают своей непредсказуемостью, что от книги нет сил оторваться − она читается на одном дыхании.
Роман Андрея Воронова-Оренбургского выгодно отличается от всего обилия, что написано в этом прекрасном, неумирающем жанре. Чтение доставит Вам очень много приятных и увлекательных часов.
Доктор исторических наук, профессор
А.И. Конюченко
Часть 1 Последний канцлер России
Глава 1
Большой Рождественский бал в Аничковом дворце сверкал пожарами свечей, шампанским и залпами поздравлений. То и дело слышался скрип снега под лакированными полозьями петербургских лихачей, торопливый перестук каретных дверок, ухо ласкал щедрый звон чаевых; а в морозном воздухе сквозили запахи модных духов, переплетающиеся с пахучей елью; мелькали вуали, бобровые шубы, английские каррики1 с пелериной ниже плеч, лоснящийся шелк цилиндров, собольи манто и муфты.
Двери держал нараспашку великан-швейцар, по всему отставной семеновец, при парадной ливрее: при серебре с кумачом и сандаловом жезле, сияющем жаркой позолотой чеканного набалдашника.
По молочному мрамору ступеней уже разливались нежные звуки скрипок; они будоражили душу и заставляли спешить туда, где ослепляла бронза шандалов и люстр.
В центре огромного зала возвышалась карельская ель: семь сажен бесчисленных разноцветных свечей, блестящего серпантина и восковых игрушек.
Гости сожалели, что самого августейшего монарха и великого князя Константина Павловича не было с ними. Оба находились в ставке, сопутствуя французской кампании: триумфальному шествию русских войск из Фрейбурга в Брисгау. Посему Рождественский бал устраивал великий князь Николай Павлович.
Когда все истомились изрядно, вдруг наступила торжественная тишина.
В середину зала вышел всеобщий любимец − церемониймейстер его величества. Он представил только что прибывшего из ставки адъютанта Императора.
Стройный, в вицмундире, тот в одной руке держал у груди треуголку, в другой − воззвание Государя к русским воинам. В звенящей тишине им была зачитана речь Александра:
«Неприятели, вступая в середину Царства Нашего, нанесли нам бесчисленного зла, но и претерпели за оное страшную казнь,− Гнев Божий покарал их. Не уподобимся им,− человеколюбивому Господу не может быть угодно бесчеловечие и зверство. Забудем дела их; понесем к ним не месть и злобу, но дружелюбие и простертую для примирения руку. Слава Россиянина низвергать ополченного врага, и по исторжении из рук его оружия, благодетельствовать ему и мирным его собратиям!»
После чего было передано Рождественское поздравление его величества и, заглушая победное русское «Ур-р-а!!!», грянул оркестр.
И вот, под виртуозные пассажи скрипок, по блестящему паркету заскользили дамы и кавалеры.
Музыканты играли вальс, и канцлер Румянцев почувствовал, как его тело захватывает этот будоражащий ритм, как сердце обдувает столь знакомый с юности холодок восторга… Но, увы, лета брали свое. Графу почти пробило шестьдесят, и хотя он, как прежде, был осанист и свеж лицом, все же предпочитал наслаждаться шампанским за спокойной застольной беседой.
Министра позабавил горячий порыв его любимца − два-дцатисемилетнего князя Осоргина, доблестного морского офицера, капитана, известного