ном диктофоне.
– Это Леший, наш старшенький, будущая звезда волейбола, так – то его Лёшка зовут, родной, – мама Таня обратилась к сыну, – пойди к остальным пока, – ласково взглянула на подростка и продолжила, – но он настоял называть его Леший. В тринадцать лет заблудился с дедом в тайге. Мы до сих пор не знаем подробностей, как щуплый парнишка на себе тащил грузного мужчину несколько дней. Промозглая осень, болотистая местность, без воды, еды. Подрал медведь деда, снял половину скальпа. Мальчишку нашли спасатели спустя две недели. Тот был абсолютно седой и тощий, словно из Освенцима. Грязный, лохматый, как Маугли, нечленораздельно мычал, вот «МЧС- овцы» и назвали его Леший, – У мамы Тани глаза наполнились слезами, но она быстро взяла себя в руки. – Так, о чем это мы? – поправила вьющиеся волосы, выбившиеся из прически. Сама ещё совсем девчонка, подумала журналист, а взгляд колкий, изучающий, уверенный. Так смотрят на тебя военно-полевые врачи, которые были по ту сторону… Cканируют.
– Татьяна Владимировна, у вас ведь десять детей, не тяжело? У некоторых непростые судьбы, а родные дети есть?
– Что значит родные? – Татьяна резко встала из-за стола, оправив юбку, подбородок напрягся, губы сжались, янтарные глаза блеснули огнем. – Разговор окончен.
Журналистка опешила, привстала, попытавшись исправить ситуацию, бубнила невпопад что-то о том, как она не права. Татьяна повернулась спиной, напряжённые плечи дрожали, ей не хотелось, чтоб посторонний человек заметил её слабость духа. Страх иногда брал свое, и снова накатывали воспоминания, каждый раз, когда задавали ей подобный вопрос, склизкий прогорклый предательский страх возвращался.
–Татьяна Владимировна! Татьяна, можно так к вам обращаться? Вы простите меня за бестактность, но ведь так важно донести до людей вашу историю, разве нет? Дать надежду тем детям, которые отчаялись, помогите им! Не мне! Им! – журналист подошла вплотную к женщине у окна, развернула её осторожно к себе и пристально посмотрела в янтарные глаза. Оказалось, что мама Таня на голову ниже, Дюймовочка. Для Ирины, корреспондента местной газеты, ведущей женскую колонку «Женские судьбы», Татьяна была нереальным, сказочным персонажем. И если копнуть поглубже, чаще всего, сказка становится былью. Светлый образ потухнет, а кажущееся благородство рассыплется на мириады частиц обычных человеческих страстей.
– Задавайте свои вопросы, – Дюймовочка отшвырнула взглядом навязчивую газетчицу на шаг назад. Та, мгновенно сориентировавшись, достала распечатанную фотографию и показала Татьяне:
– Расскажите про ваших детей, они все такие разные, читателям будет очень интересна ваша история.
Миниатюрная Татьяна тонкими пальцами, словно созданными извлекать нежную мелодию с помощью клавиш форте, взяла снимок. Ирине на мгновение показалось, что она услышала летящую и опьяняющую неизвестностью увертюру Моцарта «40-я симфония». Голос Татьяны вернул журналистку к реальности. На губах девушки играла улыбка, янтарь глаз наполнился нежностью.
– Это наша Мышка, – мама Таня показала на пухлую мулаточку, лет шести, по правую руку от себя на фото.
– Мышка? – Ирина быстро сделала запись в блокноте.
– Да, наша Алёнушка считает, что понимает язык мышей, – засмеялась многодетная Дюймовочка и провела пальчиком по изображению.
Её держали почти год в платяном шкафу, чтоб не мешала жизнь матери устраивать. Изредка шкаф открывали, бросали объедки или воду гости, они же в пьяном угаре прибили родительницу. Труп завонял, так Мышку и нашли. У неё в шкафу поселилась семья мышей, которые подъедали крошки от угощений. Благодаря серым «норушкам» Алёна выжила, вела с ними беседы, а те охотно делились своими историями. По щеке Ирины побежала непрошеная слеза:
– Алёна и сейчас общается на мышином языке?
– Да, конечно, у неё три хомяка, две крысы и одна белая Мышка, утверждали знатоки, что вместе этим грызунам не ужиться. Алёнка любого уговорит жить дружно. У неё, кстати, способность к языкам. Учит уже немецкий, английский и французский как родные.
– Танечка, а этих малышей как зовут? – Ирина подбирала слова, но мама Таня сразу догадалась о ком речь. На фотографии, на коленях мужа Татьяны, рослого белокурого здоровяка с добродушным лицом, напомнившем Есенина, который, даже сидя, был выше ростом, чем жена. Большими ладонями он крепко сжимал смуглых малышей. Мальчика и девочку, с огромными глазищами, обрамленными пушистыми ресницами как у пупсов. Даже на снимке было заметно сходство. «Близнецы», – догадалась журналистка.
– Это наши Юся и Зуля, – мама Таня трепетно поцеловала фотографию. Когда они оказались у нас, им было три годика. Заснут на кроватке, придёшь проверить, спят ли, а малыши жмутся друг к другу как крольчата под кроватью. Звука от них не добьёшься. Трудно было очень, дикие были, на ласку агрессией реагировали. Нет, не плакали, а как волчата смотрят и, казалось, правда, казалось, что вот-вот кинутся в горло и перегрызут. Муж первый нашёл контакт с Юсей, возьмёт удочки, пристегнет его к коляске, и на речку. Посадит рядом, сидят молча. До первой пойманной рыбы. А потом и Зуля с ними напросилась. Так и оттаяли, рыбок любят. Аквариум