ала перед сном.
Любая собака обязательно отреагировала бы на летящий в нее предмет если не бегством, то хотя бы прыжком в сторону. Но этот даже уши к голове не прижал. Спокойно посмотрел на упавший в шаге от него журнал и снова уставился на нее.
«Какая у этой странной собаки железобетонная психика, – подумала Энджи, – мне бы такую».
Жужу, стоя на краю лежанки, все еще продолжала истерично лаять. Голос малышки утратил привычную звонкость и стал хриплым. Черный пес довольно флегматично наблюдал за прыжками странного зверька, похожего то ли на кошку, то ли на крысу, и, судя по всему, не воспринимал его ярость всерьез. Это было и понятно, ведь по размерам он превышал смелую, но миниатюрную Жужу в десяток раз. Наконец пес презрительно фыркнул и исчез в ночи.
– Детка! – окликнула собачку Энджи. – Он ушел, иди ко мне.
Все еще дрожа от злости, та, поскуливая, посеменила к хозяйке. Лизнув девушку в нос, она легла на краю постели, а не залезла, как обычно, под одеяло. Жужу явно не доверяла этому псу и разместилась так, чтобы видеть входную дверь.
Энджи вздохнула и облегченно растянулась на лежанке. Она попыталась найти более удобное положение для сна, но сделать это было непросто.
«Кто бы мне месяц назад сказал, что я буду спать на матрасе, набитом сеном, никогда бы не поверила», – ворчливо думала девушка, ворочаясь с бока на бок.
От грубого ложа все тело болело, а вчера, переодеваясь, она обнаружила на бедре огромный синяк, и все из-за этого клочковатого матраса.
«Когда же мы отсюда уедем, – томилась Энджи, – я хочу выспаться на нормальной кровати с чистым постельным бельем. В конце концов, я хочу принять душ, а не мыться частями под этим древним рукомойником!»
Она с отвращением посмотрела на висящий около входа железный сосуд для умывания. Когда-то он был синим, но из-за безобразных ржавых подтеков сейчас его цвет не имел названия.
«Это же Средние века какие-то. Никогда раньше не думала, что люди до сих пор так живут!»
Энджи кинула взгляд на материнскую постель, но та была пуста. Сейчас была глубокая ночь и сплошная темень за окном, и только полная луна сумрачно выглядывала из-под нависших туч. Девушку не сильно взволновало отсутствие матери в такое время суток, ведь эти странные ночные отлучки стали здесь обычным делом.
Когда в первый раз, проснувшись ночью, Энджи увидела рядом пустую койку, она спокойно ждала мать минут пятнадцать. По ее расчетам, этого времени с лихвой должно было хватить на справление всех физиологических потребностей, которые могут ночью поднять человека с постели. Но мать не возвращалась. Энджи вышла на крыльцо, но и во дворе той не было.
«Может, они опять секретничают?» – подумала девушка.
Стучаться ночью в комнату к «ведьме», как Энджи про себя называла хозяйку дома, не было никакого желания. Спустившись по ступенькам, она обошла вокруг, чтобы заглянуть в окно старухи и удостовериться, что мать там. Но через плотные занавески не пробивалось ни одного луча света. Значит, «ведьма» или спит, или они с матерью куда-то ушли. Но куда тут можно ночью пойти? Глухой лес стеной обступил крошечный домик бабки Прасковьи, на ближайшие несколько километров не было ни одной живой души.
Энджи стало страшно. Мать исчезла, а она осталась одна в этом забытом богом и людьми жутковатом месте. Идти ночью на поиски в лес показалось плохой затеей, и девушка вернулась в дом.
«Почему мы здесь сидим? – спрашивала она себя, прислушиваясь к звукам за дверью. – Что маму здесь держит? Как можно здесь жить? А эта жуткая старуха… У меня от нее мороз по коже. Если мать к утру не появится, уеду одна. Пусть остается, если ей здесь нравится, а мне надоело».
Через час Валентина вернулась. На упреки и взволнованные вопросы дочери ответила лишь кратким:
– Так надо, осталось недолго.
Сочтя, что инцидент исчерпан, она легла и повернулась лицом к стене. Еще долго кипя от возмущения, Энджи окончательно решила, что завтра покинет это место. С нее хватит!
Утром она забралась в машину и повернула ключ зажигания, но вместо ровного гула мощного мотора с ужасом услышала сначала зловещее клокотание, а затем и тишину. Снова и снова девушка прокручивала стартер и пыталась завести машину, но безуспешно. Новенький, только из салона «лендкрузер» наотрез отказывался куда-либо ехать. Это было непонятно и возмутительно.
«Ну, погодите! – кипела она бессильной злостью, проклиная нечистых на руку автодилеров, что подсунули бракованную машину. – Вот я до вас доберусь, тогда пожалеете!»
Изрыгая проклятия и угрозы, Энджи на самом деле абсолютно не представляла, как ей из этой глухомани до них добраться на сломанной машине. Следуя скорее стереотипу, чем желанию реально разобраться в причине поломки, она решительно открыла капот и беспомощно уставилась на его содержимое. Минуты бессмысленного созерцания непонятных трубок и коробок хватило, чтобы понять, что все это безнадежно.
Энджи была страстной автомобилисткой и за свою жизнь сменила не одну машину, но никогда не считала нужным вникать в ее внутреннее