Сергей Магид

Dichtung und Wildheit. Комментарий к стихотворениям 1963–1990 гг.


Скачать книгу

м живым – счастья в пределах разумного, всем мёртвым – удачной кармы.

      …Брел Тредиаковский через Неву, льдами вздыбленную, и было ему до слез обидно. Он ли грамматики не составитель? Он ли од торжественных не слагатель?.. Так что ж вы, людишки, меня-то, как собаку бездомную, по кускам рвете? Тому не так. Этому не эдак. И любая гнида учит, как надо писать…

B. C. Пикуль. «Императрикс» – слово звериное

      © С. Магид, 2014

      © О. Сетринд, 2014

      © Издательство «Водолей», 2014

* * *

      Сергей Магид, сторож, 1984 г. Ленинград, остров Голодай. Фотография Виктора Раткевича

      I. Гулливер в стране…

      This will never end

      ‘Cause I want more.

      More, give me more,

      Give me more.

Fever Ray (Karin Dreijer Andersson)If I Had A Heart

      Это никогда не кончится,

      Потому что я хочу больше.

      Больше, дай мне больше,

      Дай мне больше.

Февер Рэй (Карин Дрейер Андерссон)Если бы у меня было сердце

      The foot feels the foot, when it feels the ground. (Нога чувствует себя ногой, когда чувствует землю.)

Американская пословица

      Много лет я старался о них не думать.

      Много лет я думал о них, но не хотел их знать.

      Много лет я знал, что они существуют, но не хотел о них слышать.

      Много лет я только о них и слышал.

      И вот теперь, в довершение ко всем моим мукам, мне еще надо о них писать.

      А я ведь с ними расстался навсегда.

      Отряхнув прах со своих кед.

      Потому что ботинки носили они.

      А я носил кеды.

      Кеды я носил потому, что ботинки моего размера они не производили на своих обувных фабриках.

      Это было нерентабельно.

      Ну сколько могло было быть таких Гулливеров как я? Раз-два и обчелся.

      Поэтому я носил кеды.

      Весной, летом и осенью.

      А особенно зимой – потому что зимой идти в них было легко и ходить надо было быстро. Пока нога еще чувствовала землю.

      Да, это правильно: рассказывая о проблемах роста, в том числе и поэтического, если таковой, конечно, был, надо всегда начинать с обуви, с того, в чём ноги по земле ходят.

      Так вот, сижу я как-то раз на лавке в зале ожидания Балтийского вокзала. А по залу ожидания прохаживается великан-с-ноготок и как раз внимательно поглядывает всем на ноги. Что-то он выискивает в этом зале, кого-то он там вынюхивает, какую-то он исполняет важную ихнюю работёнку. Подходит, конечно, и ко мне, останавливается, смотрит и говорит:

      «Ты что», говорит, «зимой кеды-то носишь, а?»

      «Ни фига себе!», говорю, «а что?»

      «А то», говорит, «что я вот тебя сейчас в милицию сдам».

      «Да ну?», говорю, «это за что же?»

      «А ты мне вот скажешь щас как на духу, что ты вообще здесь делаешь или…», говорит великан-с-ноготок, плюгавенький такой великанчик, филёр, попка, сексот, петух недоопущенный.

      «Что или?», говорю, «я сижу в зале ожидания, потому что сейчас зима и на улице холодно, и жду здесь поезд из Вильнюса, которым должна приехать моя жена».

      «Ага», говорит, «значит, и жена у тебя есть».

      «Есть», говорю, и жду, что еще он такого скажет, чтоб у меня была причина его убить. Теоретически.

      «Ладно», говорит, «жди жену, раз она у тебя пока есть», и удаляется, поспешая, вроде бы как в сортир.

      Конечно, я мог встать и свалить оттуда, от греха подальше, но с чего бы стал я это делать? Виноват я был в чём? Вызывающе себя вел? Одет был неприлично? Нет, вел я себя как рядовой законопослушный гражданин в зале ожидания вокзала, построенном для того, чтобы люди в нем занимались ожиданием поезда, чем я и занимался тихо-мирно, но великан этот с ноготок определил моментально собачьим своим нюхом, что я – не их.

      И вот возвращается он через пять минут в компании мента.

      Мент высок, красив, в элегантном полушубке и с пушкой на боку, а не с завтраком в кобуре. И, конечно, изысканно вежлив, не то что во времена Большого Террора, поскольку времена наши – вегетарианские.

      «Документики попрошу».

      «Какие», говорю, «документики. Документики дома, а я здесь поезда жду».

      «Тогда пройдемте, гражданин».

      «А вы мне скажете, наконец, в чем дело?», говорю.

      «Пройдемте, гражданин», говорит мент устало. «И не бузите тут».

      И вот все они поворачивают ко мне свои рыбьи, как в рассказе Чехова, морды, все они вперяются в меня своими сонными буркалами, весь этот долбаный зал ожидания на этом долбаном вокзале в этой долбаной колыбели их долбаной революции и тщательно содят себе в грядку памяти, как бузотера в кедах уводят стражи порядка в отделение