самом деле.
Посвящается Лизе – жене, другу и соратнику.
История не в том, что мы носили,
А в том, как нас пускали нагишом.
Б. Пастернак
Пролог
С вершины Аурванта тянуло холодом. Морозный ветер, посланный не иначе как самим Ахриманом(1), проникал даже сквозь обращённые во внутренний двор окна. Просачиваясь с гулом в узкие проходы между стенами, иногда принося с собой сорванные с вершины белые хлопья, трепля пламя чадящих факелов, он подобно дэву Визареше высасывал жизнь – от него не спасали ни толстые, овечьи шкуры простолюдин, ни дорогие царские одежды. Две крупные, полные углей жаровни были не в состоянии прогреть большой зал – главные покои Иштумегу, царя Мидии(2).
Упёршись громадными кулаками в плоскую каменную плиту в основании окна, не обращая внимание на холод, вглядываясь в ночную темноту, человек думал. Озабоченно сдвинув брови, морща и без того немолодой лоб, он пытался найти выход, от которого зависела его дальнейшая судьба. А быть может, и всей Мидии.
– Он мой внук. – тяжело выдавил он после долгого молчания.
По тону стало ясно – решение уже принято и оно болезненно. Но трон стоит жизни, тем более даже ещё неродившегося. Власть не делиться и не отдаётся. Ей должно владеть единолично. И это никак не могут понять эти жалкие шакалы, обогатившееся во времена походов его предков. Их отцы принесли славу Мидии и огромные, обширные владения. Теперь сыновья пытаются растащить на части, с таким трудом собранное, исключительно в угоду собственной алчности. А теперь ещё это.
Виной всему сон. Всего лучше не знать будущего, но царь не может позволить себе роскошь пренебрегать подсказками богов, ибо его сны часто бывали вещими.
Четыре волка загнали и убили оленя. Пировали, терзая мёртвую плоть, растаскивая её на куски и жадно работая челюстями, обнажая белые клыки. Он смотрел на трёх своих товарищей, не решаясь присоединиться к трапезе – его роль в этой травле была ничтожной. Три волка, три великих царя подняли окровавленные морды, оглядывая четвёртого, тоже желавшего жрать. Утробно рыкнув, они всё же потеснились, пуская его к вожделенному мясу.
Пятнистый зверь, мягко ступая лапами, обходил по кругу, медленно сокращая дистанцию. В его намерениях никто из волков не сомневался – он желал отобрать их добычу. Добычу, которой они с таким трудом завладели, которую они так долго гнали по снегу, изматывая прежде, чем вцепиться в горло жертве.
Шерсть на его загривке вздыбилась, а пасть ощерилась. Пришелец не имел прав на их трофей и не получит его. Он обернулся на своих товарищей, надеясь на поддержку, но к своему изумлению, увидел лишь раскачивающиеся хвосты степенно удаляющихся сородичей. Он остался один на один со свирепой тварью.
Уйти не позволяла гордость. Да и оставить добычу вот так, без боя… Он внезапно почувствовал в себе силу ушедших, их опыт и достоинство и первым бросился в атаку. Он даже успел отогнать зарвавшегося непрошеного гостя и когда он уже почти уверовал в свою победу, барс прыгнул.
Гибкое и сильное тело мелькнуло так быстро, что он не успел опомниться, как его высокомерно вытянувшаяся кверху шея оказалась в пасти врага. Мгновенно вдавленный в снег волк с ужасом ждал смерти. Его лапы отказали ему, внутри всё заледенело. И тут он заскулил, прося пощады. Как тогда, после битвы у Экбатан(3).
Победитель, встряхнул поверженного противника и разжал челюсти, отпуская на волю жалкое ничтожество, и повернувшись спиной, пошёл к туше оленя, всё ещё продолжавшей дымиться на морозе.
А в небе уже кружили, снижаясь, извечные спутники охотников. Серый с чёрными пятнами зверь, пачкая белоснежную грудь кровью, помогая себе лапой, жрал мясо. Когда же насытился, он обернулся к покорно лежащему в снегу волку, облизнулся и отошёл прочь, вальяжно повиливая хвостом, разрешая побеждённому присоединиться к трапезе вместе с падальщиками, которые, хлопая крыльями, уже вовсю клевали мертвечину.
Униженно пристроясь с краю, он тоже получил долю, после чего позорно ползя на брюхе добрался до хозяина и раболепно улёгся у его ног.
Сон встревожил Иштумегу, но он постарался выкинуть его из головы, стыдясь своего унижения, которое он испытал, сильно подозревая, что раб-волк это он и есть. А на следующую ночь…
Следующей ночью у него впервые в жизни не получилось с женщиной. Все ухищрения умелой рабыни оказались тщетны, и он, боясь, что пойдут ненужные слухи, приказал поутру тайно её удавить. На следующую ночь всё повторилось.
Маг(4) молча стоял, равнодушно глядя на владыку. Жрецу было безразлично, какое решение примет царь – он свою роль выполнил, разгадав послание высших сил. Теперь дело за Иштумегу.
– Ты понимаешь, – гневно зашипел властелин Мидии, разворачиваясь к жрецу, – она моя дочь, а он мой внук?
Растопыренные, согнутые крючками пальцы возникли около лица мага. Ах как же он хотел впиться ими в эту рожу, содрать с неё маску высокомерного безразличия. Выдавить глаза, видевшие сомнения и колебания, кои не приличествуют царю.
Но верховный мобед – это не