меня знает. Она постоянно так делает. Одна из ее бесчисленных дурацких привычек.
– Конечно же уверена!
Эйлин щелкает языком и склоняет голову набок, ее локоны падают на плечо. Удивительно, как ей удается так изгибаться при ее-то широкой шее.
– Даже то чудесное зеркало в позолоченной раме над камином?
– Да, даже его, – терпеливо отвечаю я.
– И все зеркала в ванной?
– Их в первую очередь!
В ванной особенно не хочется видеть свое отражение.
– Как скажете.
Тон Эйлин становится почти что дерзким.
Она приходит каждый день. В основном занимается уборкой, но ее работу нельзя назвать идеальной. Девушка разыгрывает бурную деятельность, думая, что я не замечаю грязи вокруг.
У Эйлин есть всего несколько выражений лица: веселое, любопытное, озабоченное, растерянное и отсутствующее. Сейчас она приняла озабоченный вид. Снует туда-сюда, жужжит как пчела, хватает зеркала одно за другим и выносит в коридор. Она не может закрывать за собой двери, у нее, видите ли, руки заняты, поэтому я хожу за ней по пятам и аккуратно их прикрываю. Чего просто не выношу в жизни – так это открытые двери.
Направляюсь в одну из двух гостиных – ту, что побольше. На обоях над камином теперь красуется неприличный темный прямоугольник. Придется повесить сюда что-то взамен. Написанный маслом натюрморт с овощами, например. А может, репродукцию Констебла. Она будет выигрышно сочетаться с зеленым цветом бархатных занавесок. Подойдет какая-нибудь пасторальная сцена с холмами и озером. Лучше всего, чтобы это был пейзаж, не обремененный человеческим присутствием.
– Ну вот, миссис Маккриди. Кажется, все.
Зато Эйлин хотя бы не называет меня по имени. Большинство молодых людей теперь совсем не используют слова «мистер», «миссис» и «мисс», что, на мой взгляд, отражает прискорбное состояние современного общества. Первые шесть месяцев я обращалась к Эйлин «миссис Томпсон». Называть ее по имени мне пришлось только потому, что она очень просила. («Прошу вас, называйте меня Эйлин, миссис Маккриди. Так мне будет намного приятнее». – «Ну а ты продолжай называть меня миссис Маккриди, Эйлин, – ответила я. – Так будет намного приятнее мне».)
Без зеркал дома стало намного лучше – теперь меня не преследуют на каждом углу жуткие отражения Вероники Маккриди.
Эйлин упирает руки в бока.
– Тогда я все это убираю? Сложу их в дальнюю комнату, там как раз есть свободное место.
В дальней комнате темно и довольно прохладно, она абсолютно непригодна для жизни. Там теперь хозяйничают пауки. Эйлин приняла мудрое решение использовать ее как хранилище для всего, от чего я решаю избавиться. Девушка твердо убеждена, что необходимо приберечь эти вещи «на всякий случай».
Она таскает зеркала через кухню. Мне приходится сдерживать свое желание закрывать двери, пока она носится туда-сюда – ведь это только усложнит ей жизнь. Успокаиваю себя мыслью, что вскоре все двери снова будут закрыты.
Эйлин возвращается пять минут спустя.
– Извините, миссис Маккриди, что спрашиваю, но мне пришлось передвинуть эту коробку, чтобы уместить все зеркала в комнате. Вы знаете, что это такое, что там внутри? Вам она нужна? Я могу попросить Дуга вынести ее на мусорку в следующий раз.
Эйлин кладет деревянную коробку на кухонный стол и пялится на ржавый замок.
Я игнорирую ее расспросы и перевожу тему:
– Что за Дуг?
– Вы знаете Дуга. Это мой муж.
Я и забыла, что она замужем. Меня не знакомили с этим несчастным мужчиной.
– Нет уж, нет надобности выбрасывать мои вещи в мусорку ни в ближайшем, ни в далеком будущем, – говорю я. – Можешь пока оставить коробку на столе.
Эйлин проводит по ней пальцем, оставляя полосу на пыльной крышке. На ее лице возникает выражение номер два (любопытное). Она заговорщически наклоняется ко мне. Я отстраняюсь, так как не желаю вступать с ней ни в какой сговор.
– Я попыталась открыть замок, чтобы посмотреть, есть ли внутри что-то ценное, – признается она, – но он заперт. Чтобы открыть его, необходимо знать код.
– Я в курсе, Эйлин.
Ей, видимо, кажется, будто я тоже не имею ни малейшего представления о содержимом этой коробки. При мысли, что Эйлин могла заглянуть внутрь, у меня по коже бегут мурашки. Я решила установить замок на этой коробке как раз потому, что не хотела, чтобы другие совали туда свой любопытный нос. Только одному человеку на всей планете позволено увидеть ее содержимое, и этот человек – я.
Я не стыжусь, нет, дело не в этом. По крайней мере… Нет, не буду ворошить прошлое. В коробке спрятаны вещи, о которых мне удавалось не вспоминать десятилетиями. Теперь же один ее вид вызывает у меня дрожь. Я резко сажусь.
– Эйлин, не могла бы ты вскипятить чайник?
Часы бьют семь вечера. Эйлин уже ушла, и я осталась одна в доме. Принято думать, что люди вроде меня боятся одиночества, но я,