Смирнова
© Елена Леонидовна Гришанова, 2021
© Яна Малыкина, дизайн обложки, 2021
ISBN 978-5-0055-8937-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Легкие слова
Лёгкие слова капают, падают,
Лёгкие стихи дыханьем кружатся,
Лёгкие сердца печалью радостной
Подёрнуты слегка, ясностью затканы.
Светлы гармонии, мечты прозрачны,
Страсти смешны, душа холодна.
Мир отрешён, движенья кристальны,
В бесстрастии – сила, сила слаба.
Боль, лишь вечная боль пронзительна,
Её «пьяниссимо» звонче труб.
Пряность изыска ею пропитана,
Боль теплее всего вокруг…
Мои
Да, Довлатов – это наше всё. Ну, по крайней мере, в 90-е им зачитывалось практически всё окружение. Он оказался очень созвучен своей доверительной и одновременно выходящей на уровень бытийности человечностью. Свои уходят (или в делах), а тоска по ним остаётся и просит быть выраженной. Некоторая холодность и штрихпунктирность повествования объясняется вечной беготней и невозможностью погрузиться в процесс… прошу самостоятельно дополнить душевным объёмом, который предполагается по умолчанию) Зачем вообще это написано? «так надо», как говорил один почти случайный знакомый…
Деда
Моё раннее детство прошло с ним. Мама была на работе. Дед тоже работал до 1983 года, когда мне исполнилось семь, и я должна была пойти в школу. А года в четыре, когда до вечера никого не было дома, я придвигала табуретку к входной двери и кричала на всю лестницу: «Мама, мама, когда ты уже придёшь?», и это было её постоянным кошмаром. Хотя работала мама рядом с домом и на дорогу домой время не тратилось. Я вообще была крайне прилипчивая. Поэтому деда воспринимался как опора, несущая конструкция. Он возвращался раньше. Сколько помню, он всегда со мной возился, когда я была маленькая. Начинал чему-то учить, когда я стала постарше. До сих пор помню первый подход к плите. То было обучение пользованию спичками в виду включения газовой конфорки. На это ушёл битый час, а то и больше – я боялась газа. Привинчивал дома перекладину и что-то спортивное, чтобы я могла заниматься упражнениями. Учил прыгать через козла. Козлом была и ныне здравствующая табуретка. По вечерам – неизменные прогулки. Когда мы выходили на улицу, я чувствовала гордость. Он был очень красивый, импозантный и «ещё в силе». Я из воздуха впитала ощущение, что он уважаем, а от деда, в свою очередь, исходило удовлетворение. Я помню эту константную защищённость. Дед был очень подтянут и прост. Зарядка по утрам, утренняя каша – её деда тоже варил сам. Для всех нас, кстати. Вообще очень простой быт. При этом – внешняя элегантность. Хорошие костюмы. Кларкс. Ещё я помню традицию молочного коктейля после школы. Его можно было попробовать в Нижегородском универсаме – о, этот вечный перерождающийся магазин еды. Мы гуляли к месту дедовой работы – и я знала, что это в Кремле, второе окно слева. Это дедино окно. Помню, Юля (сестра) как-то раз повела меня в кино. И это была «Сказка странствий» – такой философский фильм ужасов. Таким он мне показался. Он произвёл на меня неизгладимое впечатление. Я была так напугана, что никак не могла заснуть. Всю ночь провела в обнимку с дедовой рукой. Наши кровати стояли рядом. И после этого я несколько лет не могла нормально спать. Мне всё казалось, что Чума появится вон из-за того угла в дверном проёме. Такая вот я была трусиха. Дед к своему пожилому возрасту подошёл очень светлым. Я это очень хорошо чувствовала, будучи ребёнком. И он был образцом. Он им, правда, был.
Мама
Самое тяжёлое сначала, в первое время после сорокового дня было… видеть почерк на недавних «плановниках» – это мамино словечко, определяющее собой блокнотные листочки с разметкой дня (оставшаяся тяга к систематизации), ну и видеть не постиранные даже ещё носильные вещи. Малоупотребимые розданы большей частью. От этого начинается рёв и острое ощущение потерянного тепла, которого уже не будет. Семейности. Собственно, мамы не стало из-за этого. Болезни – это всё фигня. Это следствие. А основное – заглушенная неудовлетворённость. От того, что дома не бегают детишки. Что я на работе. Что всё время в какой-то бессмысленной беготне. Что с нами никого нет. Что не получается выразить себя – а только по вечерам в домашних посиделках можно пообщаться. Посмотреть что-то вместе. Но это не имеет отношения к активной жизни. А хочется куда-то ездить, показывать внукам мир. Но нет «круга». Или, как недавно сказала сестра – «стаи». Может, это немного по-волчьи. Но вот да. И от этого умирают. Хотя потенциал для «гнезда» именно у мамы был. Она была очень тёплой, изобретательной, настроенной на родных. Мама была талантливой. Искрящейся, придумчивой, неожиданной. С ней было тепло большей частью. Мама на исходе окончания школы щелкала задачки Гольдфарба с непринуждённостью и потому сочла, что лучшим выбором станет пойти вслед за близкой подругой на физфак. Это звучало гордо. Хотя училась