аются, утверждают,
возобновляют поход по пути, освещенному
светом;
Мешкают, останавливаются, блуждают и
возвращаются, но не идут по другому пути»[1].
Именно так предание донесло христианское послание до наших дней. Я намерен показать глубокую разумность утверждения Элиота и христианской вести в том виде, в каком она была выражена первоначально. Направляющим критерием всей книги является послушание подлинному преданию Церкви, всему церковному преданию. Целью этого тома, как, впрочем, и всей трилогии Пути[2], является иллюстрация способов, благодаря которым возможно сознательное и разумное присоединение к христианству, с учетом реального опыта. Эта книга, в частности, представляет собой попытку определить источник веры апостолов. Здесь я хотел показать ту причину, по которой человек может верить Христу, а именно, глубокое человеческое и разумное соответствие между его потребностями, и событием Человека Иисуса из Назарета. Таким образом, я попытался показать очевидность той разумности, с которой мы привязываемся ко Христу и, следовательно, ведомы опытом встречи с Его человеческой природой к великому вопросу о Его Божественности.
Росту и развитию ума способствует не абстрактное рассуждение, а нахождение в человеческом определенного момента истины, достигнутой и изреченной. Это кардинальный переворот метода, знаменующий переход от религиозного чувства к вере: это уже не поиск, полный загадок, но поразительное событие, произошедшее в истории людей, как описывает Элиот в своих непревзойденных стихах. Это условие, без выполнения которого об Иисусе Христе и говорить нельзя. На этом же пути Христос становится близким, почти как отношение с собственными матерью и отцом, со временем, все больше составляет личность человека.
Этой книге я придаю особое значение, потому что она выражает основания сознательной и зрелой веры. Перечитывая ее для новой публикации, я захотел внести, – не изменяя никоим образом изначальную структуру и строение, – некоторые изменения, чтобы еще больше приблизить ее к сегодняшним читателям.
Введение
При рассмотрении темы гипотезы откровения и гипотезы христианского откровения нет ничего более важного, чем вопрос о реальном положении человека. Невозможно полностью осознать то, что хочет сказать Иисус Христос, если мы прежде хорошо не осознаем природу того динамизма, который делает человека человеком. Ведь Христос предлагает Себя как ответ на то, что такое «я», и только внимательное, а также нежное и страстное осознание себя самого может распахнуть и расположить меня к признанию Христа, восхищению Им, благодарению и жизни в Нем. Без этого сознания даже имя Иисуса Христа становится всего лишь именем.
1. Религиозный фактор и жизнь
Обратиться к рассмотрению христианства значит обратиться к рассмотрению проблемы, присущей религиозному явлению. Возможность не умалять христианство каким бы то ни было образом зависит от целостности и полноты восприятия и рассмотрения религиозного события как такового.
Поэтому, если моя цель – показать контекст возникновения христианства, то полезно восстановить некоторые решающие аспекты религиозного чувства в целом. В чем состоит религиозное чувство или религиозное измерение существования? Каково содержание религиозного опыта?
Религиозное чувство есть ничто иное, как та изначальная природа человека, благодаря которой он исчерпывающе выражает себя в «высших» вопросах, стремясь найти конечное обоснование существования во всех деталях жизни и во всем том, что она за собой влечет[3]. Следовательно, именно в религиозном чувстве находит свое адекватное выражение тот уровень природы, на котором природа становится осознанием реальности, в пределе, согласно совокупности всех ее факторов; и именно на этом уровне природа может сказать «я» – слово, в котором потенциально отражается вся реальность. Св. Фома говорил: Anima est quodammodo omnia («душа есть некоторым образом все»)[4].
В этом смысле религиозное измерение совпадает с измерением рациональным, а религиозное чувство – с конечным, глубинным содержанием разума. Кардинал Монтини в одном из своих великопостных посланий определил религиозное чувство как «синтез духа»[5]. Все природные устремления человека и, следовательно, все шаги его человеческого шествия – шествия сознательного и свободного, – все эти шаги, к которым человека побуждает изначальный порыв, определяются, становятся возможными и осуществляются благодаря тому общему и всеобъемлющему побуждению, которым является религиозное чувство. Следовательно, оно совпадает с крайней необходимостью достижения цельности и исчерпывающей полноты и находится, скрытно, но определяющим образом, внутри всякого динамизма, всякого движения человеческой жизни, которая, тем самым, предстает как замысел,