отходит. Настоятель церкви, собирается уже уходить к себе, чтобы переодеться и отправиться домой, но его взгляд ловит глаза пришедшего. Они смотрят просительно. В церкви уже никого нет. Настоятель спрашивает – я могу Вам чем-то помочь? Мужчина отвечает чисто по-русски, без акцента – вы не могли бы меня исповедовать? А не могли бы вы прийти, скажем, завтра? Я собираюсь уже уходить. Простите меня, но я приехал издалека, и мне не так просто было решиться на эту процедуру. Я никогда в жизни ещё не исповедовался, хотя церковь изредка посещаю. Боюсь, что позже я передумаю и вообще не решусь на этот шаг. Настоятель хотел было отказать, но потом решительно подошёл к старику и сказал – пройдёмте в исповедальню. Однако старик возразил – я не хочу обряда. Если можно, давайте я просто расскажу вам о себе, а вы мне посоветуете, как мне поступить? Хорошо -согласился настоятель.Тогда я попрошу вас пройти в мой кабинет. Они прошли за алтарь, где располагалась небольшая комната, где священник переодевался и готовился к проповедям. В комнате стояли: шкаф, стол с тремя стульями, сейф, ещё кое- какая мебель. В небольшом книжном шкафу стояли книги религиозного содержания, папки с бумагами приходящих и исходящих документов, письма из различных амтов (предприятий социально-бытовых и жилищных комиссий). Священник указал старику на стул и уселся сам, напротив посетителя. Ну что же, рассказывайте! Старик немного повертелся на стуле, усаживаясь удобнее, поставил трость к стене, положив сомкнутые ладони на край стола, начал рассказ.
Меня зовут Фёдор Васильевич Микишин, мне 70 лет, я русский, крещён в православную веру в городе Ташкенте, в кафедральном соборе на Госпитальной улице.
Говорить о себе не очень просто, но я попробую. Я родился в Ташкенте, третьим ребёнком в семье. Как говорили, мать не хотела меня рожать. У неё уже были две дочери, и она не хотела иметь третью. В этом деле большую роль сыграла наша соседка, бездетная тётя Нюра, так я называл её всю жизнь. Она предложила матери рожать и, если ребёнок окажется девочкой, заберёт себе, а если мальчик, то на радость родителям. Позднее она стала моей крёстной матерью и относилась ко мне, как родная. Отец не пришёл забирать меня из роддома, напился от радости. Встречали тётя Нюра со своим мужем дядей Сашей. Фамилия у них была своеобразная – Болгарины. Итак, немного о родителях.
Отец- Василий Иванович ,1916 -1994. Он был самым младшим в своей семье. Его старшие братья, были старше его на 15-20 лет. Из-за этого мои племянники, по возрасту. Рассказывают, что жена деда, после рождения четвёртого ребёнка, не могла родить и дед возил её по докторам, вплоть до Англии и Америки, где её всё же вылечили и она родила ещё двоих детей: Татьяну и моего отца. Я, после смерти своего отца, жестоко укорял себя, что практически ничего не знаю о его жизни, о жизни своего деда и бабушки. Отец часто, будучи подвыпивши, начинал мне рассказывать о своих подвигах на войне, о разных случаях из мирной жизни, но я обычно пропускал всё это мимо ушей и в моей памяти сохранилось мало воспоминаний о нём. Отец всю свою жизнь проработал шофёром. Уже с трёх лет я, сидя у него на коленях, крутил баранку автомобиля. В те далёкие времена машин на улицах и дорогах было так мало, что это занятие носило безобидный характер. Отец возил крупных начальников. А, где-то в конце 60-х годов, начал работать на такси. Перед пенсией, в конце 70-х, он дорабатывал на междугороднем автобусе Ангрен-Ташкент. Отец был крепкий здоровьем. Я не помню, чтобы он когда-либо болел. Он и умер сразу, без предварительной болезни. Я так и думал, что отец вечен и никогда не задумывался о том, что я останусь без него. Его смерть подкосила меня своей неожиданностью.
Он был очень добр и многие люди пользовались этой его чертой характера в ущерб нашей семье. Все были ему должны деньги, но никогда не отдавали. А он не мог отказать никому. Так же он брался помогать всякому, кто ни попросит о чём-либо. В связи с прежней своей работой, когда он работал персональным шофером у разных руководителей, у него остались нужные знакомства, которыми он пользовался, но только не для себя. Устраивал кого-то на выгодную работу, чьих-то детей в институт, выручал от наказаний проштрафившихся, доставал путёвки в санаторий и т.д и т.п.
Меня поражало, насколько просто отец сближался с незнакомыми, он никогда не лез в карман за словом, всегда находил, что сказать. У него была масса знакомых. А знали его вообще почти все, кто хоть раз ездил в его такси или автобусе, а это, наверное, полгорода. Он любил выпить и обычно, по выходным, приходил домой в состоянии «невесомости». Мать ругала его последними словами, но он никогда не огрызался, а только отшучивался. Обычно он ложился пьяным в ванну и засыпал в ней надолго, а я время от времени звал его, чтобы он не захлебнулся ненароком. После ванны он ложился спать и вставал утром рано на работу, как огурец, без похмелья. Ему достаточно было поспать 3-4 часа, даже после жуткой пьянки, чтобы протрезветь окончательно. У нас в Ангрене во дворе стоял турник и лежали две гири по 24 кг. Отец в 53 года мог держать 24-х кг гирю на вытянутой в сторону руке, чего я так и не смог добиться даже в лучшие свои годы. Его любили женщины и, хотя он никогда не рассказывал о своих успехах, стороной до меня доходили слухи. Да и мать часто ругала его за это. Ей тоже видно доносили доброжелатели, город то был не велик. Всю свою жизнь он мечтал иметь свою машину, но никак не удавалось. Хотя он зарабатывал