и поэтов. Они будут читать у окна каждую ночь – Руми, Хафиза, Джебрана. Она будет рассказывать ему о своих сокровенных мечтах, а он – слушать. По утрам она будет заваривать для него мятный чай, а по вечерам варить суп. Они будут гулять по горам, держась за руки, и она будет чувствовать – впервые в жизни, – что достойна любви другого человека. «Посмотрите на Исру и ее мужа, – станут говорить люди. – Любовь – как в сказке!»
Исра откашлялась:
– А как же любовь, мама?
Мама уставилась на нее сквозь пар:
– Что любовь?
– Я всегда мечтала влюбиться.
– Влюбиться? Ты что такое говоришь? Я что, вырастила шармуту?
– Нет… нет… – Исра замялась. – Но что, если мы с женихом не полюбим друг друга?
– Не полюбите друг друга? Да где брак, а где любовь? Ты думаешь, мы с твоим отцом друг друга любим?
Исра опустила глаза:
– Я думала, да… ну хоть немного…
Мама вздохнула:
– Скоро ты поймешь, что в жизни женщины для любви места нет. Тебе только одно понадобится – терпение.
Исра постаралась не выказать разочарования. И проговорила, тщательно подбирая слова:
– Может быть, в Америке женщины живут по-другому…
Мама устремила на нее непонимающий взгляд:
– Как это «по-другому»?
– Не знаю, – ответила Исра как можно мягче, опасаясь рассердить мать. – Может быть, у американцев все не так строго, как у нас. Может, там к женщинам относятся лучше.
– Лучше? – фыркнула мама и, помешивая овощи на сковородке, покачала головой. – Это навроде как в твоих сказках?
Исра почувствовала, что краснеет.
– Нет, я не об этом…
– А о чем тогда?
У Исры чесался язык спросить, неужели брак в Америке устроен так же, как у ее родителей: мужчина решает все от и до и колотит женщину, если та ему не угодит. Исре было пять лет, когда она впервые увидела, как Якуб бьет маму. Из-за непрожаренного куска ягнятины. Исра до сих пор помнила мольбу в маминых глазах, заклинающих: «Не надо!» – и угрюмое лицо Якуба, когда он молотил ее кулаками. На Исру тогда с грохотом обрушилась тьма – мир открылся ей с какой-то совершенно новой стороны. Мир, где бьют не только детей, но и матерей. Той ночью, глядя маме в глаза, слушая ее неудержимые рыдания, Исра ощутила ярость, которую не могла забыть до сих пор.
Она спросила, по-прежнему обдумывая каждое слово:
– Может быть, женщин в Америке больше уважают?
Мама уставилась на нее:
– Уважают?
– Ну или ценят? Не знаю…
Мама отложила поварешку.
– Послушай меня, дочка. Как бы далеко от Палестины ты ни уехала, женщина всегда остается женщиной. Что здесь, что там. Где бы она ни жила, это не изменит ее насиб, ее судьбу.
– Но почему так?
– Ты еще слишком молоденькая, чтобы это понять, – сказала мама. – Но всегда помни, – она взяла Исру за подбородок, – что для женщины не существует ничего, кроме ее байт ва дар – дома