ой издательской системе Ridero
Всю ночь мне снилось, что здоровенный дантист рвёт мне здоровый зуб. Зуб не поддаётся, армейский ботинок дантиста давит мою грудь, а он сам ухает, матерится. От него разит перегаром и отнюдь не свежим потом.
Кажется, я проснулся от стука собственного сердца. Выдохнул, с благодарностью богу за то, что это – всего лишь мерзкий сон. Вытер мокрый лоб – духота, вот отчего снятся кошмары!
Откинул простыню, заменявшую одеяло.
И увидел, что у меня только одна нога.
– Доброе утро!
Я вздрогнул и закрутил головой.
– Через пять минут осмотр.
– Где я? Где моя нога? – заорал я, закашлялся и замолчал.
Пять минут я провёл, глядя на сгустки крови и слизи на своей руке. И собирая в кучу мысли и воспоминания.
Вчера я собирался обвенчаться с Майком. Это я точно помню.
Обрывки фраз, обрывки картинок…
⠀
Вот тонкие пальцы Лоры, его сестры, сжимают бокал, и стекло покрывается сетью трещинок, медленно взрывается, запах вина смешивается с острым кислым запахом ненависти. Или крови? С острых ногтей капает красное, рука хлещет меня по лицу, царапая, смешивая свою и мою кровь. «Лора, вот и породнились. Не так, так эдак!» – ухмыляюсь я, а она опять бьёт меня по лицу, зло, молча.
Вот, взвизгнув тормозами, меня сбивает седан Майкла-старшего, его шавки зашвыривают меня на заднее сидение, разорвав шёлковую тунику.
Куда-то едем.
– А смысл? – сплёвывая кровь, спрашиваю, и непроизвольно начинаю смеяться. Вот вечно со мной так. Тут бы сделать непроницаемое лицо, типа как у гангстеров.
Папа-Майкл смотрит в зеркало на мою рожу, и его брезгливо крючит. И чего я так ему не нравлюсь, право слово. Подозреваю, во всём виноват мой вкус к одежде. Старый мафиози любит классику. Пропах нафталином и роскошью добропорядочности. Я для него мерзость, дьявол во плоти, соблазнитель.
– Тебе не будет так смешно завтра, если ты не уедешь сегодня же, – сухо цедит он, а я подмигиваю ему в зеркало, и облизываю губы, закатив глаза. Он матерится и резко тормозит…
⠀
Вот я растерянно смотрю на экран смарта.
Я в блоке. Мама, мама, ну зачем ты так? Да, я не тот сын, которым можно гордиться перед соседками, но я всегда любил тебя, и, разве ты забыла сирень?
⠀
Отец…
Громадный кулак не долетает до моего лица буквально на полсантиметра. Плюет смачно:
– Зря не увернулся, говнюк. Я бы мог и не остановиться.
Мои вытаращенные глаза наверное выглядят забавно, я как тот щенок, что смотрит на бабочку на своём носике.
От кулака пахнет дорогим табаком. Ну очень сексуально. Втягиваю запах и улыбаюсь. И тут он не выдерживает и швыряет меня на пол.
Осмотр провёл тот же аппарат, который напугал меня пять минут назад. Он выдвинул из стены за моей спиной щупальца, присосался и зажужжал.
– Все органы работают нормально. Следующая ампутация через два часа. Сейчас введём вам питание. Спасибо за участие в ПДДС.
– Что?
Я онемел. Программа добровольного донорства суицидников – проект Майка. Конечно, я подписался на него, одним из первых. Просто чтобы поддержать Майка. Никогда, ни при каких обстоятельствах я не стал бы самоубийцей. Я обожаю жизнь, даже тогда, когда она вколачивает мне гвозди под ногти.
Чёрт, я даже не читал договор!
Орать на аппарат глупо, но я заорал:
– Долбаная железка, позови мне врача!
– Это невозможно по условиям договора.
– Медсестру, нянечку, кого угодно!
– Это невозможно по условиям дого…
– Дай мне этот договор, сволочь!
Аппарат зажужжал, и выплюнул манипулятор с экраном.
– Так. Судя по тому, что здесь н-н-написано, меня п-п-поместили сюда по доносу к-к-какого-то, какого-то…
Я не мог подобрать слово, достаточно подходящее.
Аппарат подхватил мою мысль:
– …какого-то близкого вам человека, заботливо предоставившего нам…
– Заткнись! – заорал я и заплакал. Нет, не потому что мне сейчас отрежут ещё одну ногу. Или руку, или чего там ещё. А потому что меня сдал близкий человек. Мог бы и дальний, было б не обидно.
Я никогда ничего не скрывал.
Майк ругался. «Вот что ты за трепло, Колин? Не надо давать о себе информацию». Я только смеялся: «Зато меня невозможно шантажировать! А тебя легко!» «Меня тоже невозможно. Никто ничего про меня не знает.» Как же ты чертовски прав, Майки! Как же прав.
Я