в меня того «нечто» – теперь лишь о малости, о мерности.
Ощущение малости мира…
Тоска!..
Без спокойной безбрежности пространства и времени.
И мне нынче так – словно бы… не убежать. От той, понявшей меня, малости.
Великая!..
Гнев…
Капризный детский гнев!
Сквозь сон… от прерывания сна…
Что? Что?..
Звонок!.. о-ой…
Тишина паузы…
И опять он – звонок надсадный.
Возмущение всего, чувствую, пространства комнаты!
Я – сквозь веки – ощутил самую глубь ночи… или, может, самую рань чёрного осеннего утра…
И ещё он…
О-о, да это он… гневный-то!
Я – обмер.
Определил положение моего, под одеялом, тела…
…И – вмиг ощутил ужас бодрствования.
Ужас пребывания – вообще.
«Неужели?..»
«Жизнь в сей час шагнула значительно…»
«Вот она, ощутимая правда!..»
Все эти мысли-чувства – в один единый мой трепет.
Зво-нок…
То есть – понятный!
Я – не зная, подняты ли веки, – уже деловито протянул руку в знакомую темноту.
Светильник… осветил очередной звонок.
И показал моим глазам, что они, да, не спят… и даже, нет, не моргают.
Я опустил другую руку к полу.
Мобильник.
…Да.
Сестра.
Все мелочи пространства передо мной были особенно – зачем-то – чёткими.
Звонок… В кулаке…
Смотрел… просто смотрел… ощущая ценность зрения…
Мне сделалось ново; и – жутко ново… никчёмность всех видимых предметов… запах пространства.
Жду…
Нет…
…Посмотрел ответственно на тяжёлый мобильник.
Запомнил жёстко час и минуты.
Ощутил – власть… власть события…
Встал послушно и плавно.
Ощущая совершаемый поступок.
Умылся, утёрся.
Ощущая вершимое поведение.
«Три часа, пятьдесят четыре минуты».
Какие цифры значительные!.. Только… почему их можно поставить… в последовательный ряд?.. Зачем это нужно?..
А зачем думается об этом?..
Заварил чай. Стыдясь.
Выпил чашку. Стыдясь.
Признался наконец: с того мига, как посмотрел, кто звонит… думал, во сколько начинают ходить троллейбусы… да ещё и, впрочем, – надеялся надеяться…
Открыл шифоньер. Постоял.
Как давно и это, и это не надевал…
Надел самый хороший мой костюм.
Постоял. Стоять было странно.
Сел в кресло к монитору. Просто – тёмно-зелёному. Так находится тоже было странно.
Медленно крутнулся с удобным креслом. Лицом и грудью – к вниманию комнаты… к вниманию пространства…
Положил ладони на колени.
Думал я думал – молился-молился; и вот мне Бог… меня самого!.. и какого-то – особенного.
Мир – мал.
Как… мал?..
Для кого мал? Для чего мал?
Не для кого-то и не для чего-то, а – попросту мал.
Мал!
Была у меня первая любовь. И – не будет больше никогда этой первой, любви именно первой.
И – ни первой моей детской игрушки, ни первого школьного звонка, ни первой прочитанной книжки… ни первой моей статьи газетной…
И этак – во всём, во всём.
Я, к примеру, таскаю какой-то свитерок, и вроде бы ничего… но ведь он мне маловат… Я втиснусь вон в троллейбус – и уж ощутимо места мне мало…
Я, наконец, болтаю вот с тем и с этим… но ведь они мне – только произнести!.. – малы, малы…
…Тоска.
Мир мал, мал.
Правда, нестерпимо… в данном случае… даже вымолвить… это слово: «впервые»…
Печаль.
Почему-то не произношу: «горе»…
Не умею…
…«Мир мал». – Кому не скажи!
В меня, быть может, и вошло это открытие… от наблюдения… от присутствия других.
А они – живут себе, шевелятся…
И вослед – ещё одно явное.
Стало быть – живут во сне. Все живут во сне! Буквально пребывают во сне.
Человек, когда спит телом, поудобнее устраивает это своё тело. – Точно так же он разумно поудобнее устраивает свою душу во сне жизни на этом свете.
Но – некуда деваться: мир – таков, таков.
…Мир мал.
И чемпион мира – один.