ion>
«Волк свое догонит»
Я родилась в теплый, солнечный полдень, в лесу, среди папоротников, и на мне был только один ботинок. Темно-зеленое, добротное платье из плотной шерсти с орнаментом по подолу и только один – правый ботинок – высокий, со шнуровкой. И вот еще что – от меня пахло рыбой.
Обнаружилось, что ростом я не выше елки-двухлетки и довольно широка в кости. Про таких еще говорят, «двинет – не заметит». Я поискала свою левую обувку в траве – бестолку. Поковыляла на поляну, где рос старый дуб. Птичий щебет покалывал кожу. Левая, босая нога болела – неужто я вывихнула лодыжку? Хорошо было, прислонившись к шершавому стволу, ощутить на лице солнечный свет, который играл между ветвей, словно бы в сетях билась стайка трепещущей мелкой рыбешки. Мошки вились над поляной, воздух пах земляникой. Я отыскала пару ягод в траве и съела их с жадностью.
Потом попробовала было влезть на дерево, посмотреть, что видно сверху, покричать, но не смогла вскарабкаться. Какая я, оказывается, неуклюжая. Попыталась углубиться в лес, поискать тропинку, но ходить босяком по чаще – приятного мало.
Вскоре я поняла, что родилась жутко голодной, будто перед тем мне пришлось отмахать тысячу верст.
Когда стало темнеть, в кустах загорелись светлячки. Бледно-голубые, будто крохотные призрачные фонарики, они танцевали, мерцали и гасли. Я стала клевать носом. Сквозь дрему смутно различались и другие огни – желтые, большие, эти двигались плавно и кружили довольно близко от моего лица. Вместе с ними пришли шорохи и тяжелый, звериный запах пота. Но мне не было страшно. Я улыбалась, будто знала, что все это приведет меня домой, и, кажется, уснула.
– Она что, в бочке с рыбой сидела? – прошептал хриплый голос прямо над ухом, и кто-то смачно чихнул.
Дыхание было несвежим. Но мне показалось, что спели знакомую колыбельную. Ведь я новорожденная. И это был самый первый голос, который я услышала в своей жизни.
Спала я крепко. И снилось мне, что зверь – крупный и жилистый, но тощий и облезлый по бокам, со свалявшейся шерстью, взвалив меня на спину, бежит сквозь чащу. Дышит он тяжело. Я крепко вцепилась в его уши, и это ему не очень-то нравится, но приходится терпеть. Острые ребра ходят у меня под животом. Это волк, он теплый, вонючий, и я обнимаю его изо всех сил, потому что очень уж он мне нравится. Ото лба между глаз у него идет длинный рубец, шрам, и шерсть в этом месте жидкая и жесткая, будто бы со спины на нос стекает хиленький ручеек.
Утром я проснулась от холода и от того, как сильно болела босая нога. В лесу царил мрак, седой неверный свет едва пробивался между тяжелых, увесистых еловых лап и стволов, похожих на столбы. Это совсем не было похоже на поляну с дубом, где я появилась. Наверное, волк утащил меня в свое логово. Но это почему-то не пугало.
Проснувшись, первым делом я услышала, как два волка: большой, тощий, тот, что нес меня на себе, и молодой, с длинной серой шерстью, едва слышно переговаривались у трухлявой коряги.
Остальные звери сидели, лежали или бродили неподалеку. Там были и маленькие волчата с волчицами, и крупные волки, и щенки-подростки. Все поглядывали настороженно, а кое-кто заворчал, когда я встала, пошатываясь и морщась от боли. Едва сделав шаг, я тут же на что-то с хрустом наступила – оказывается, вокруг валялись кости, обглоданные добела. Разговор затих.
– Скажи королю, что она у меня. Скажи, что я буду говорить с ним там же – у старой вишни, перед мостом. Теперь он у нас побегает.
Молодой волк, слушая, наблюдал, как я замерла на одной ноге, согнув другую в колене. Потом быстро шмыгнул в чащу, где никакой тропинки или дорожки не было. Я осторожно ступила на мох, он оказался сырым и рыхлым. В двух шагах от трухлявой коряги залегали глубокие, бездонные тени.
Я думала, он кивнет мне или скажет «Доброе утро», но крупный волк со шрамом спокойно улегся, подобрав лапы, и отвернулся.
Мне вспомнился его теплый животный запах – будто бы я узнала что-то родное. Наверное, это оттого, что он был первым, кого я увидела, когда родилась? Я уселась рядом, словно с добрым знакомым, вытянув ноги и облокотившись спиной о его теплый бок. По правде говоря, мне было очень хорошо так сидеть.
Стая замерла. Да и вожак, кажется, тоже остолбенел.
– Извиняюсь, – прошептала я, наклонившись к его подрагивающему уху, – очень есть хочу.
Волк зевнул, облизнулся, покосился на меня и положил морду на мох. Он дышал часто, и продолжал наблюдать за мной из-за приспущенных век. И хотя держался уверенно, я чувствовала, что он смущен. Пустой живот за моей спиной ходил ходуном.
– Да и мы бы тоже съели чего-нибудь, верно? – он невесело и хрипло рассмеялся, обращаясь к стае.
– Съели бы, – подхватила волчица, которая до того усердно вылизывала волчонка.
Другие тоже тихо заскулили и стали горестно ей подвывать.
– Ну так шли бы на охоту, разве нет? Волки же только и делают, что охотятся. «Волк, он свое догонит» – так говорят.
Откуда все это в моей голове?
– Съедим