сь в цвету,
Вечер в огне,
Так освежительно-радостно мне!
Вот я стою,
Вот я иду,
Словно таинственной речи я жду.
Эта заря,
Эта весна
Так непостижна, зато так ясна!
Счастья ли полн,
Плачу ли я,
Ты – благодатная тайна моя.
Не самые известные строки молодого А.А.Фета. И, наверное, – одни из самых загадочных.
Цветущий сад, догорающий огонь небес – образ весеннего вечера – когда всё уже к лету постепенно приближается – сколько в русской поэзии образов похожих! Да только здесь и пейзажа никакого нет – а есть душа воспарившая, радость духовная. Словно приходит какое-то понимание, а, может быть, освобождение от чего-то ранее гнетущего. На душе «освежительно-радостно» – потому что лирический герой-поэт весь в ожидании «таинственной речи», которую обязательно услышит.
И вот вспоминаются невольно строки, почти через семь десятилетий созданные тоже молодым – почти юным О.Э.Мандельштамом:
Он ждет сокровенного знака,
На песнь, как на подвиг, готов:
И дышит таинственность брака
В простом сочетании слов.
Его лирический герой в осознании своего предназначения «прошёл», наверное, чуть «дальше» – в понимании сути – того, что «сокровенный знак», как и «таинственная речь», с Небес приходит. Снисходит…
Потому О.Э.Мандельштам именно с этой мысли и начинает:
Как облаком сердце одето
И камнем прикинулась плоть,
Пока назначенье поэта
Ему не откроет Господь.
Лирический герой, как мы уже сказали, уже в «большей степени» осознал предназначение поэта, осознал, – то, что исполнение
Воли Создателя
может потребовать жертвы – подвига.
А у А.А.Фета пребывает лирический герой в радостном ожидании – но разве не мыслит в том же «направлении», если угодно? Разве не прислушивается он при каждом шаге своём к «таинственной речи»?
Словно в русском осмогласии первая ступень – «открывшаяся» радость, а дальше к Небесам, может быть, и через скорби подниматься надо будет. Наверное, лирический герой, идущий по саду и вечернюю зарю созерцающий, пока ещё на «первой ступени»,
а «готовый на песнь, как на подвиг», уже «выше поднялся». Но оба «на пути» к Небесам…
А теперь вспомним эти хорошо известные многим строки М.Ю.Лермонтова, над которыми советская идеология «надругалась», убрав финал.
Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе,—
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу Бога.
Думаю, все помнят, что к «видению» Творца лирический герой приходит, созерцая «желтеющую ниву, «свежий лес», «малиновую сливу», «ландыш серебристый» – и, наконец, ставший символом, «студёный ключ». То есть – Творение Рук Божьих, в прекрасном русском пейзаже запечатлённое.
К тому же стремится и лирический герой А.А.Фета, «таинственной речи ожидающий».
А теперь обратимся к словам поэта о заре, о весне, которая и «непостижна», и «ясна» в одночасье. Так может быть?
Гениальность великого поэта, гениальность нашей родной литературы в том, что пара строк может целый множество мыслей философских открыть, «выявить».
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь – я раб – я червь – я бог!
Строки, во многом «перевернувшей» русскую литературу, на несколько языков переведённой оды «Бог» Г.Р.Державина. «Многое на земле от нас скрыто, но взамен того живая связь с Христом», – сказал устами одного из любимых героев Ф.М.Достоевский. Мысль о том, что значит на земле, что может человек, ощущающий себя, по словам того же Г.Р.Державина, «средоточием живущих, чертой начальной божества», и связь эту утративший, одна из главных в литературе.
Выразил её и А.А.Фет – столь лаконично.
И последние строки тоже неразрывно, «кровно» связаны с вышеупомянутой одой – с тем судьбоносным «выводом», к которому приходит лирический герой:
Твое созданье я, создатель!
Твоей премудрости я тварь,
Источник жизни, благ податель,
Душа души моей и царь!
О том же по сути своей, пусть и не называя Творца по Имени, говорит и лирический герой А.А.Фета. Он Обращается к Создателю «на Ты», как обращаемся мы в Главной Молитве Христианской. (Стихотворение по Словам Главной Молитвы поэт создаст много позже). Дарованный Творцом талант, дарованное видение духовных истоков – та самая «благодатная тайна», ради которой и созданы эти восемь замечательных строк.
Потому что даже само слово «благодать» говорит о «благе данном» – данном Свыше, благе