естом и с царями.
Атон помигал глазками, утонувшими в глубоких складках жира, оторвал взгляд от лежащей между нами доски бао и посмотрел на двух юных царевен дома Тамоса, которые нагишом резвились в прозрачных водах лагуны.
– Они уже не дети, – заметил он вскользь без тени сладострастной заинтересованности. Мы сидели лицом к лицу на открытой террасе под крышей из пальмовых листьев возле одной из лагун великой реки Нил.
Я знал, что словами о девочках он хочет отвлечь мое внимание от следующего хода камнями бао. Атон не любит проигрывать и не слишком разборчив в средствах достижения победы.
Атон всегда занимал одну из самых верхних строк в моем перечне старых верных друзей. Как и я, он евнух и когда-то был рабом. Тогда-то – задолго до созревания – хозяин и выделил его за исключительный ум и сообразительность. Он хотел сохранить и развить эти качества, так, чтобы их не исказила и не испортила похоть. Поскольку Атон был очень ценной собственностью, хозяин, чтобы оскопить его, нанял самого известного в Египте врача. Хозяин давно мертв, а Атон высоко поднялся из рабов. Сейчас он управитель дворца фараона в Фивах, а еще ему подчиняется огромная сеть доносчиков, шпионов и соглядатаев, раскинутая по всему цивилизованному миру. Только одной службе уступает его паутина – моей. В этом, как и во многом другом, между нами существует дружеское соперничество, и мало что приносит нам большее наслаждение и удовлетворение, чем дающий преимущество удачный ход в этой игре.
Я наслаждаюсь его обществом. Он забавляет и часто удивляет меня своим добрым советом и неожиданной точкой зрения. Иногда он подвергает испытанию мое искусство за доской бао. И обычно очень щедр на похвалы. Но в основном служит оселком для моего ума.
Мы оба посмотрели на Бекату, младшую из царевен – она моложе сестры на два года, хотя догадаться об этом трудно, потому что для своих лет она высока, у нее уже сформировались груди, и соски задорно торчат в холодной воде лагуны. Она гибка, проворна и смешлива. С другой стороны, нрав у нее очень переменчив. Черты благородные, сильный круглый подбородок, красиво изогнутые губы. Густые волосы сверкают на солнце искрами. Все это она унаследовала от отца. И хотя для нее еще не распустился красный цветок женственности, я знал, что это время близко.
Я люблю ее, но, сказать по правде, ее старшую сестру люблю чуть больше.
Техути – старшая сестра, прекраснейшая из двух. Когда я смотрю на нее, мне кажется, что я снова вижу ее мать. Царица Лостра была единственной большой любовью моей жизни. Да, я любил ее, как мужчина любит женщину. Ибо в отличие от моего друга Атона был оскоплен в зрелом возрасте, уже познав радость, которую дарит женское тело. Правда, моя любовь к царице Лостре так и не получила развития, поскольку меня оскопили до ее рождения, но, не утоленная, эта страсть была тем более яростной. Я нянчил Лостру, когда она была ребенком, провел ее сквозь долгую полную радости жизнь, советовал ей и охранял ее, отдавал ей себя всецело. И держал ее за руки, когда она умирала.
Прежде чем уйти в подземное царство, Лостра прошептала мне слова, которые я никогда не забуду:
– В своей жизни я любила только двух мужчин. Ты, Таита, один из них.
Слаще слов я никогда не слышал.
Я спланировал ее царскую усыпальницу, я руководил строительством, я уложил в эту усыпальницу некогда прекрасное, а потом иссохшее тело Лостры и хотел вслед за ней уйти в подземное царство. Но я знал, что не могу этого сделать, потому что должен заботиться о ее детях, как заботился о ней. И, право, это бремя не было тяжким, ибо эти священные подопечные наполнили смыслом мою жизнь.
В шестнадцать лет Техути уже вполне сформировавшаяся женщина. Кожа у нее блестящая и безупречная. Руки и ноги стройные и изящные, как у танцовщицы, – или как части большого лука ее отца, который я вырезал для него и который положил на крышку его саркофага, когда запечатал его могилу.
Бедра у Техути пышные, но талия тонкая, как горлышко винного кувшина. Груди круглые и полные. Шапка густых золотистых кудрей сверкает на солнце. Глаза зеленые, как у матери. Она так прекрасна, что невозможно описать, и, когда улыбается мне, сердце мое разрывается. Характер у нее мягкий, ее трудно рассердить, но она бесстрашна, и воля у нее сильная.
Я люблю ее почти так же, как любил ее мать.
– Ты хорошо растил их, Таита, – самоотверженно похвалил меня Атон. – Они стали тем сокровищем, которое может спасти Египет от варваров.
В этом, как и во многом другом, у нас с Атоном полное согласие. И именно это было причиной нашей встречи в таком отдаленном, уединенном месте, хотя все прочие во дворце, даже фараон, были убеждены, что мы встретились, чтобы продолжить свое бесконечное соперничество за доской бао.
Я не сразу ответил ему, но посмотрел на доску. Пока я смотрел на девочек, Атон сделал последний ход. Он играет в эту возвышенную игру искуснее всех в Египте, а это все равно, что во всем цивилизованном мире. Конечно, кроме меня. Обычно я выигрываю у него три из четырех партий.
Сейчас я с первого взгляда понял, что эта партия будет из числа трех. Последний его ход был необдуманным.