Эмилия Галаган

Я люблю тебя лучше всех


Скачать книгу

с угла осыпалась штукатурка и видны ряды красного кирпича, как мышцы под кожей. Над дверью прибит козырек, с которого зимой всегда свисают сосульки-сопельки.

      Лестница деревянная, под ней летом прячут велики и тазы, в которых у колонки стирают белье.

      Правда, однажды велик нашего соседа Ильки Наппельбаума уперли, хотя он и старый был очень (велик, не Илька, хотя Илька тоже немолодой). Наверно, велик угнали на ту сторону, за железную дорогу. У нас бы он попался на глаза. Тут все друг друга знают: и люди, и велики.

      В подъезде живут кошки, несколько, все родственницы. Наши люди оставляют им еду в мисочках, но кошки дикие, на руки не идут. Я помню нескольких сереньких, как пыль, и одну черную с желтыми глазами.

      Сестре они нравились. Она бегала за ними, пыталась поймать. Сестра была такая неуклюжая, пухлая, колготки на попе все время отвисали, как будто она обкакалась. И ремешки на сандаликах всегда затянуты недостаточно туго (не знаю почему, я старалась), так что обувка могла слететь с ноги. Сестра бегала не так, как взрослые, а вразвалочку, труся попой, очень смешно – но быстро. А я ее ловила. Кошки прятались где-то наверху, может на чердаке. Она бежала за ними по ступеням лестницы, а я мчалась за ней, ловила, хватала – она была тяжеленькая – и тащила домой… а сестра ревмя ревела, потому что ей не дали поймать котика. Мне казалось, кошки смеялись над ней, глядя откуда-то из темноты светящимися круглыми глазами.

      Из садика сестру забирала я. Обычно самым сложным было натянуть на нее колготы, потому что я, как и она, не могла понять, где зад, а где перед. Но если пятки оказывались на месте носков, начинался рев: мировая гармония нарушена. Пуговицы на кофточке ей нравилось застегивать самой. Медленно-медленно, непослушными пухлыми пальчиками. Пыхтя, как будто тащит мешок с мукой. Я переминалась с ноги на ногу – сколько еще ждать. Но если начать помогать – снова примется реветь. Шубу (из искусственного жесткого меха, раскрашенного под леопард, который папа называл «леопёрд») она милостиво позволяла на себя надеть. И шапку. Мне всегда нравилось, как сестра запрокидывает голову, чтоб я завязала тесемки. Хоть в чем-то слушается.

      Я вела ее за руку, мы шли по улице, общаясь друг с другом и с грязью под ногами.

      Сестра рассказывала мне про садик. У нее в словах все путалось, а может, я не так ее понимала.

      – Мы игали… пеканка с гоошиком… исовали зайку… я спю, а они уууу…

      – На чупик!

      Чупики мы любили больше всех конфет – их хватало надолго. Если удавалось сходить в магазин и «забыть» отдать маме сдачу, я покупала нам с сестрой чупики.

      – Вкусно?

      – Угу.

      – А вкус какой?

      – Угу.

      – Клубничка?

      – Угу.

      – А может, малинка?

      – Угу.

      – Собачья какашка?

      – Угу.

      Ну все, от сладкого у нее всегда так: мозги, которых и так немного, вырубаются.

      Возле дома во дворе есть качели и песочница, но зимой дети в ней не играют, и это просто кошачий туалет.

      Еще у нас посреди двора будка трансформаторная, а жильцы из дома напротив протянули к ней веревку, на которой сушат белье. Возле дома растет дерево. Я не знаю его по имени-отчеству, просто дерево. На нем сидит слон. Слона, видимо, кто-то выбросил из окна, не знаю, как он там оказался. Он вымок под дождем, уши и хобот поникли. Мне жалко слона, но я не смогу снять его.

      Сестра всякий раз обращает на него внимание.

      – У-гу! – кричит она, не доставая изо рта чупа-чупс.

      – Слоник, – говорю я. – Слоник на дереве. Ему грустно.

      Может, теперь она до конца жизни будет думать, что слоны живут на деревьях. Может, она до конца жизни будет жалеть всех, кто мокнет под дождем и грустит. Никогда не знаешь наверняка.

      – Хочешь покататься?

      Качели мокрые, но она в шубе, не почувствует.

      Раскачиваю ее, качели поскрипывают. Железо мокрое, рука скользит.

      – Взмыва-а-а-ая выше ели, не ведая преград…

      Я пою во весь голос, от холода в горле больно, но я все равно ору.

      Сестра подпевает. Чтобы она не повторила ошибку вороны из басни, я забрала у нее чупик и держу в свободной руке.

      Мимо идут соседи. Кто-то – на колонку за водой, кто-то в магазин. Всем я кричу:

      – Здравствуйте!

      Мне нравится это слово. Оно звонкое, как наш большой железный будильник.

      Со мной здороваются, кивают. Вот мимо проходит Тень – так я ее назвала за то, что она всегда молчит и одевается в темное. Про нее я ничего не знаю, но немножко ее боюсь. Вечером она всегда куда-то уходит, я часто ее вижу.

      – Еще, еще!

      Я катаю сестру до тех пор, пока не устают руки. Потом спускаю ее на землю. Сама того не заметив, сую себе в рот ее чупа-чупс. Но малая уже забыла, что это ее конфета: она видит кошку:

      – Котя!

      Кто бы мог подумать, что