если бы разноцветную попугайку, прожившую в комфортной, чистенькой клеточке, сунули в грязный курятник. Она и вела себя так – брезгливо ходила по дорожкам, даже встряхиваясь от неприятия. Так намоченная дождем кошка пробирается среди влажной травы, высоко поднимая лапы, но все -таки движется к цели – выпавшему птенцу. А Айи цели не было. Но, прямо сказать мужу: «К черту, я не поеду», – у нее не хватало смелости. И, поэтому, раз в неделю, а, если повезет – в две, они собирали сумки с продуктами и перли их, задыхаясь от тяжести. Там кроме свекрови жил еще и свекор – совершенно больной человек, у которого после инсульта отказала речь, и он только плакал, сидя на лавочке. Все время у него текла слеза из странно опущенного глаза.
От электрички надо было еще переть десять верст на оленях. Жаль только оленей не было, и, с трудом волоча свою тележку, набитую молоком и кефиром, Айя чертыхалась в душе. Дорожка виляла сначала вдоль путей, потом спускалась вниз к лесу, и тянулась нескончаемо через редкие посадки лип до самого дачного поселка. А потом и по поселку – к самому лесу. "Врачам давали то, что осталось", – улыбаясь говорила свекровь, и Айя готова была кинуть в нее чем-нибудь, только бы она перестала хихикать. Нашла, чем хвалиться…
Наконец, пыхтя, они повернули на свою улицу. Калитка была открыта, к ней вел мостик через канаву, а забор утопал в зарослях белого шиповника. Еще не было и пяти, а комары уже зудели, и Айя с тоской подумала о том, как они будут сидеть после чая на лавке перед домом, и их будут жрать поедом. А в Москве в кинотеатре можно было … Ой. Да что говорить…
Свекровь их ждала, стоя посредине дорожки, единственной на всем участке. Все остальное было плотно засажено, но посадки эти результатов не приносили. А вот загорать на шезлонге было решительно негде, любая попытка пристроить кресло, вызывало заполошное "Ой, там не надо". «А где надо?». – один раз злобно спросила Айя, но Саша испугался, залебезил перед матерью и быстро утащил Айю на речку.
Примиряло Айю с дачей только близость луны… Такой луны, она не видела больше нигде. Огромная, трепещущая, низкая, она была похожа на круглый вход в иной мир. Бывало, что Айя не ложилась спать всю ночь. Дожидалась, когда Саша уютно засопит, стаскивала шаль, которой был накрыт старинный сундук в их комнате и выскальзывала на улицу. Забиралась на самую низкую ветку старой яблони, чувствуя себя немного обезьяной, стелила шаль (благо ветка была широкая и удобная, как скамья), ложилась и, не отрываясь, всматривалась внутрь луны. А там было что рассмотреть. Прекрасные синие горы, голубые озера темные леса и цветущие сады – все это Айя видела, как наяву. И странное состояние полусна-полуяви тепло охватывало ее тело и не давало встать и уйти в дом до самого утра.
-Айя. Айечка. Ты где?
Задремавшая на ветке, как птичка, Айя вздрогнула и чуть не свалилась вниз от неожиданности. Муж кричал так громко и так близко, что в ушах зазвенело и даже стало на секунду нехорошо. Она села, свесив ноги и, вдруг, поняла, что совершенно не одета – как вышла ночью в трусиках и короткой маечке, так и осталась. А уже вовсю пригревало солнце, где-то в конце участка виднелась вечно согнутая над грядкой спина свекрови, да и вообще – был белый день. Саша стоял внизу, у него в руках была немаленькая миска с клубникой и он явно рыскал по окрестностям в поисках жены.
–Ты что там делаешь, солнышко? Загораешь? Давай, прыгай, я поймаю.
Муж поставил миску на пенек и протянул руки. Айя спрыгнула, попала точно, но сразу высвободилась из объятий, почему-то сегодня они ей были неприятны. Легкая прохлада луны, серебристые сады еще стояли нее перед глазами и горячие, уже припекающие лучи раздражали. Хотелось убежать и спрятаться, куда-нибудь, хотя бы в плотную тень огромной елки, занимающей половину улочки и простирающей свои лапы за их забор. Однако, реальность постепенно возвращалась к Айе. Задумчиво вытянув из миски самую красную и здоровенную ягоду, она кивнул мужу и пошла в дом.
Когда они приезжали к свекрови – их поселяли в самую крошечную комнатку – бывшую кладовку. Скорее всего, причиной такого пренебрежения были их редкие посещения, но Айя привела комнатку в порядок, купила веселенькие белые занавесочки в стиле "село", накрыла малюсенький столик выстиранной и накрахмаленной старинной скатертью с кружевами, повесила образок и поставила вазу с люпинами. Диванчик был небольшой, но мягкий, даже зеркалу с полкой нашлось место. В целом получилось мило. Эта комната служила Айе убежищем, и она пряталась в ней, когда громогласный оптимизм свекрови доставал ее до печенок.
Присев перед зеркалом, Айя распустила волосы, медленно расчесывала их щеткой и рассматривала свое лицо. Изящный нос, очень белая кожа и огромные глаза с пушистыми ресницами были ее гордостью. Немного портил узкий, бледный рот, довольно оттопыренные уши и слишком длинная, худая шея. Но все это удачно маскировалось и при правильном использовании превращалось в достоинство. Крому ушей, конечно. Но уши, удачно прятались в пышной копне длинных, темных волос. Нравилась она себе очень. Правда, сегодня она была бледновата. Но – почти бессонная ночь – еще бы. И такая ночь… От медленного созерцания, ее снова отвлек муж. Влетел, чмокнул, затеребил.
–Айк, там мать уже оладьи