все в порядке с головой», и дядей Билли, питающим слабость к выпивке братом мамы, поступает в учебное заведение с самой высокой в Ирландии концентрацией привилегированных снобов – Тринити-колледж Дублинского университета. Для наивной и чувствительной Дебби это совершенно другой мир. Примет ли он ее? Примет ли она его?..
«Снежинка» – очень искренний и трогательный рассказ о том, каково это – взрослеть в двадцать первом веке.
Посвящается моим родителям Томми и Хильде – за их мудрость, любовь и поддержку
Трейлер
Дядя Билли живет в трейлере в поле за нашим домом. Впервые увидев на дороге другой трейлер, я решила, что кто-то – другой ребенок – похитил у меня дядю. Только тогда я и узнала, что трейлерам положено двигаться. Трейлер Билли никогда никуда не ездил. Его как поставили на бетонные блоки, так он и стоял у нас на задворках с самого моего рождения.
Я приходила к Билли по ночам, когда боялась ложиться спать. Билли разрешал мне выходить из дома, только когда из моего окна было видно луну и если я приносила ему из сада желания. Завидев в окне круглую, толстую луну в ночь своего восьмого дня рождения, я стремглав слетела по лестнице, выскочила в заднюю дверь и босиком помчалась по росистой траве, через живую изгородь, которая вцеплялась в меня колючками и тянула назад за рукава пижамы.
Я знала, где искать желания. За изгородью, возле трейлера, их росла целая россыпь. Я срывала одно за другим, наслаждаясь негромким треском стеблей, липким соком из обломанных концов, тем, как упругие головки пружинят друг о друга. Я бережно прикрыла цветы ладонью, словно свечу на ветру, стараясь не сбить ни одного шарика, не уступить его ночи.
Собирая цветы, я вертела в голове слоги – о-ду-ван-чик, о-ду-ван-чик, о-ду-ван-чик. Днем мы нашли это слово в большом словаре у Билли под кроватью. Дядя объяснил, что у английского слова «одуванчик» – dandelion – французское происхождение. Dent-de-lion по-французски значит «львиный зуб». Одуванчик начинает свою жизнь милашкой в желтой юбке из остроконечных лепестков, напоминающей балетную пачку.
– Это его дневной наряд, но рано или поздно цветок начинает клонить ко сну. Он увядает, выглядит усталым и помятым, но стоит подумать, что его песенка спета, – Билли вскинул кулак, – как он превращается в белый шарик. – Он раскрыл ладонь и достал из-за спины белый, похожий на сладкую вату одуванчик. – В пушистую луну. В святое таинство желаний. – Он дал мне его сдуть, как задувают именинные свечи. – В созвездие грез.
Любуясь врученным мной букетом желаний, Билли открыл дверцу трейлера. Я сорвала все одуванчики, которые только смогла найти, – хотелось сразить его наповал.
– Так и знал, – сказал он. – Знал, что луна обязательно выйдет в твой день рождения.
Мы наполнили водой пустую банку из-под джема и сдули в нее пух с одуванчиковых головок. Пушинки плавали на поверхности, будто малюсенькие купальщики, лежащие на спине. Я закрыла крышку и встряхнула желания, чтобы устроить им праздник, увидеть, как они танцуют. Банку мы водрузили на стопку сырых газет, откуда желания могли смотреть в пластиковое окно трейлера.
Билли поставил кастрюлю с молоком на конфорку своей газовой плиты. Его кухня походила на игрушечную, которую я надеялась получить на Рождество. Меня всегда удивляло, когда в ней на самом деле удавалось что-то приготовить. Он разрешил мне помешивать молоко, пока оно не забулькало, и я отодвигала белую кожицу обратной стороной ложки. Потом он насыпал в кастрюлю какао, и я стала взбивать его ложкой, пока не заболело запястье. Мы перелили его дымящейся коричневой струей во фляжку и взяли с собой на крышу, куда пошли смотреть на звезды.
Семена одуванчиков полностью ушли под воду лишь через много дней. Они льнули к поверхности, свисали со своего водяного потолка, а потом то ли сдались, то ли заскучали. Но едва мир с ними распрощался, как вверх потянулись крошечные зеленые побеги – словно растения-русалочки отрастили себе хвосты под водой. Билли позвал меня к себе поглядеть на эту упрямую мелюзгу – на желания, отказывающиеся умирать.
В мой восемнадцатый день рождения стучаться к Билли было немного боязно. Я ведь давно не навещала его по ночам. Дверь трейлера холодила костяшки пальцев. Она была проложена резиновым уплотнителем, как дверца холодильника. Я вонзила ногти в тугую мякоть и потянула. От резинки оторвалась гладкая полоска, словно прожилка сала от куска окорока. Послышался шорох бумаги и тяжелые шаги. Билли открыл дверь, изо всех сил стараясь не показать, что удивлен.
– Ну, – сказал он, возвращаясь в кресло.
– Спящий красавец, – приветствовала его я.
Утром он проспал дойку, и мне пришлось его подменить.
– Ага, извиняюсь.
– Причем в мой день рождения.
– Ну, лажанулся. – Он скривился. – И как только наш преподобный Джеймс допустил, чтобы тебя подняли с постельки?
– Он был не в курсе. Мама забыла ему сообщить.
– Хороши гости на вечеринке! И сколько тебе стукнуло? Шестнадцать шоколадных?
– Восемнадцать