улыбок осклаблены лица,
вгрызаются в воздух белейшие зубы…
…А в небе над Болдино мечет вопросы
осиновой осью пронзённая осень…
Подполковник Чурбанов преподавал на военной кафедре тактику танкового боя.
Он был дважды контужен в Афгане и частенько разговаривал сам с собою.
Заставлял нас писать «лятучку» на отслуживших своё, простреленных перфокартах,
Наши невольные «смяшочки» пресекал визгливым: «Бабуины, не каркать!»
Приходил на занятия, предварительно накатив боевые двести.
За единственную ошибку в летучке рисовал в журнале могильный крестик.
На наше возмущение, мол, всего же одна, ну поставьте хоть тройку, в натуре!
Неизменно грустнел и словно бы сам себе говорил: «Пуля считать не умеет, она, как известно, дура!»
Мы хотели при случае устроить ему тёмную, надавать по контуженному жбану…
…не знаю, жив ли он или…
но хочу поклониться Вам за науку, подполковник Чурбанов…
В толпе
Обстукивая тростью горизонт,
Бредёт старик, не разбирая луж,
Как будто в поручень вцепился в старый зонт,
Высок, сутул, небрит и неуклюж.
«Прошу прощенья», – пробубнит, задев за урну,
Досадно сморщится, поймав: «Куда ты прёшь!»
В слепой улыбке растворив людскую хмурость,
Держась за зонт, вдыхает дед последний дождь…
Между Волгой и Уралом,
Между дудкой и кураем,
Меж аулом и селом
Жизнь, что девушка с веслом,
Замерла в немой тоске,
Всё решает, дура, с кем
Ей идти, верней, грести
По стремнине горести.
Русский чёлн, татарский парус –
Что главнее в этой паре?
Дура дурой – что главней,
Ни за что не выбрать ей.
Знай живи себе, не мучась,
Всё равно настигнет участь
Буриданова осла –
Смерть на кончике весла.
На субботнике
Из тюбика свитера выдавив
Набитую рифмами голову,
Спешу за пикантными видами,
Терзаемый творческим голодом.
Дворы с тополиными чипсами,
Огромными, жёлтыми, хрусткими…
И клёны с прищепками-клипсами:
Канадскими – хрупкими, узкими,
Щекастыми, грузными – русскими.
Чернеется плоть абиссинская
В прорехах, кудрявые мумии
Роняют к ногам обессиленно
Листочки, которые умерли.
Сгореть им в субботней кремации
Под спичи начальства речистого,
И дымом тугим подниматься им
Над нашими взмокшими спинами
До неба хрустально-пречистого,
До солнца, осенними сплинами
В разрывы озона грозящего,
Зимою разящего холодом
Безмолвие города голого,
Втянув в горловину сквозящую
Озябшую рыжую голову.
В разгаре субботничек, множатся
Барханы с божественным золотом.
Корёжится