й достать не получается. Нет, подтянуться второй раз у него точно не выйдет.
– Кисель! – не унимался голос.
Витя слышал смех пацанов и тоненькое подхихикивание девчонок.
– Задохлик маринованный! – Голос заржал громче всех остальных.
Перекладина выскользнула из Витиных пальцев. Он приземлился на мат, потерял равновесие, нога предательски подвернулась, и… он шлепнулся. Растянулся на мате, словно червяк, под дружный хохот шестого «А» класса.
Как же Витя ненавидел эту физру! Больше нее он ненавидел только Мишку Глушкова. Того самого, кто гоготал сейчас громче всех, кто называл его киселем, сосиской, задохликом, сухофруктом, тухлой гнилушкой, ободранным чертом, замороженной курицей, парализованным тараканом… Уж как только он его не называл! Да еще и при всех. Особенно при девчонках.
Сам же Мишка представлялся Вите огромным, как мамонт, ослом, с большими ушами, тупой мордой и безобразным сопливым носом. Хотя на самом деле Мишка на осла вовсе не походил. С ушами и носом у него был полный порядок. А по мнению девчонок, Мишка так вовсе считался самым симпатичным мальчиком в классе. Да и тупым он не был. По крайней мере в четверти по физике и математике у Мишки всегда выходило пять, в отличие от Витиных трояков. Но ведь это всегда так: если ненавидишь кого-то, то он кажется тебе полным и настоящим уродом.
Витя неуклюже поднялся и тут же заработал пинок под зад. Не больно, но очень обидно.
– Ну-ка свали, чучело тряпочное, – Мишка, расправив широкие плечи, подошел к перекладине. – Сейчас класс покажу. Считайте!
Вите страшно хотелось иметь такие же богатырские бицепсы, как у Мишки.
– Раз! – хором считали ребята.
И такую же силищу.
– Два!
И такой же баскетбольный рост.
– Шесть! – считал класс.
И так же отлично играть в футбол.
– Десять!
И столько же раз подтягиваться.
– Пятнадцать!
И накостылять этому козлу. Чтобы знал. Чтобы навсегда рот свой закрыл.
– Восемнадцать!
Мишка спрыгнул на мат, горделиво оглядывая столпившихся вокруг одноклассников.
Но как накостыляешь тому, кто выше тебя на голову и в два раза шире в плечах?
– Ну что, хлюпик? Видал, как надо? – Мишка смотрел на Витю сверху вниз. Как на какого-то муравья, как на букашку.
– Да пошел ты, козел… – выпалил Витя и осекся.
Зря он это сделал.
– Как ты меня назвал? – Мишка, нахмурив брови, танком двинулся к Вите.
«Мне конец», – Витина душа опустилась в самые пятки.
– Глушков, стоять!
Это физрук. Явился не запылился.
– Класс, в одну шеренгу становись! – скомандовал он.
«Сегодняшнее убийство отменяется», – с чувством великого облегчения подумал Витя.
Глушков украдкой погрозил ему кулаком. Мол, мы еще встретимся, погоди.
Но это уже не так страшно. Витя точно знал, что теперь делать. Нужно дождаться, пока Мишка зайдет в душевую, схватить свои вещи из раздевалки да дать деру до дому. А завтра, когда Мишка остынет, сказать: «Прости, Миша, я был неправ. Сам я козел».
Мишка ответит (такое уже было не раз): «Ладно, прощаю. Прыгай, козлик, жуй травку, пока я добрый. Да! С тебя пятьдесят рублей штрафа за грубость».
2
Но что-то пошло не так. В коридоре Витю остановила завуч по учебной работе. Несла какой-то вздор о снижении успеваемости, о том, что такие, как он, тянут показатели класса назад. Мимо проследовал Мишка, кинув на Витю хищный, как у голодного волка, взгляд.
Ясно. Этот чурбан будет поджидать у выхода. Хе-хе! Не дождется.
Столовая на первом этаже. Окна открыты. Витя выберется из школы с противоположной стороны здания. Правда, чтобы дойти до дома, придется сделать приличный крюк. Но разве это проблема, когда майское солнышко светит, как летом, а враг одурачен?
Путь домой лежал через пустырь. Огромный, запущенный, поросший, будто бы дикобраз, бурьяном. Можно его, конечно, и обойти, но зачем? К чему наматывать лишние полкилометра? Да и нравилось Вите здесь. Страшновато, правда, особенно когда ты один. Но зато интересно. А то, что немного жутко, – это даже приятно. Когда же последний раз он бывал тут? Кажется, прошлой осенью.
Витя дошел приблизительно до половины пустыря, когда солнце закрыла черная, похожая на пузатого дракона туча. Задул ветер. Холодный, совсем не весенний. Закачались деревья, стоящие на левой окраине пустыря. За их стволами что-то серело.
Что же это? Витя никогда не бывал в той стороне. Да и больно надо было. Ну, деревья и деревья – чего же в них интересного? Он никогда не думал, что за ними что-то есть. Подобравшись поближе, он увидел большой, старый, полуразрушенный дом.
Вот дела! Как же он раньше мог его не заметить? Штукатурка на стенах облезла.