нтерьера квартир, и для всех это стало новой нормой.
Предисловие к русскому изданию этой книги я пишу весной 2020 года в импровизированном домашнем офисе в Амстердаме во время коронакарантина. Интересно, спросила я себя, а не является ли кризис COVID-19 поводом для обновления тех разговоров о перерождении искренности, которые я анализирую в этой книге? Оказалось, является. Онлайн-поиск явно показал, что пандемия послужила предлогом для нового этапа дискуссий о «правдивости» и «выражении подлинных чувств», как Ожегов определяет значение слова «искренность»3. В этом отношении коронакризис не уникален. Он – последний и особенно радикальный пример целого ряда социальных потрясений, которые породили новые разговоры о старом вопросе «Согласуются ли наши чувства со словами?».
Как относится риторика искренности к социальным потрясениям? Этот вопрос я подробно рассматриваю в данной книге. В этом предисловии я ставлю себе две цели. Первая: объяснить, почему я считаю, что глобальные и российские дискурсы об искренности заслуживают того пристального внимания, которое я на них обращаю. Как я покажу в дальнейшем, они прочно занимают внимание широкой аудитории – включая тех, кого лично не задевает или даже, как писателя Дмитрия Соколова-Митрича, «задрала новая искренность»4. Вторая цель: переосмыслить выводы об «искренности после коммунизма», которые я сделала в первом, английском издании этой книги. В каких случаях эти выводы актуальны и сегодня, а где они требуют дополнения в свете недавних событий?
Добавлю две оговорки. Первая – об источниках, на которых анализы основываются. К середине 2010‐х годов, когда я закончила рукопись книги, то ли еще не вышел, то ли до меня не дошел ряд важных публикаций о главных темах и фигурах, встречающихся в этой книге. Среди этих работ: монография Наталии Рудаковой «Losing Pravda», анализирующая медиа и этические установки в современной России5; «Post-Soviet Jihadism» – диссертация, в которой историк Данис Гараев прослеживает «стремление к искренности, правдивости… и вере», распространенное среди постсоветских джихадистов и восходящее к интуициям московских концептуалистов и российских адептов «новой искренности» (таким образом открывается важный разговор об искренности и религии, который в данной книге только мерцает)6; и богатое собрание новых исследований творчества Дмитрия Пригова и Владимира Сорокина – двух ключевых имен в моем описании современной литературы7. Опасаясь, что напишу новую книгу, я выдержала соблазн интегрировать их выводы в данном издании – но для более полного понимания «искренности после коммунизма» обращение к этим исследованиям все же необходимо.
Вторая оговорка: я отхожу от традиционного подхода к культурным трендам, который учит нас, что те или иные тенденции мигрируют из «просвещенного» Запада в «менее развитую» Россию, обращаясь к транснациональному подходу8. Подобный подход означает, что я обсуждаю русскоязычные дискуссии об искренности не как исключительно национальные или локальные ответы на уже существующий западный дискурс. Как я попытаюсь показать, эти дискуссии – одновременно часть глобальных, национальных и региональных дебатов об искренности. Они одновременно влияют и отвечают на эти дебаты.
ПЕРЕРОЖДЕНИЯ ИСКРЕННОСТИ
Начнем с первой цели – а точнее, с вопроса: почему мы должны изучать российские и глобальные дискурсы о новой искренности?
Чтобы ответить на этот вопрос, сначала вернусь к публичной дискуссии о COVID-19. Коронакризис актуализирует запрос на правительство, руководствующееся искренними побуждениями, как 11 апреля 2020 года заявил американский политик и бывший директор ФБР Джеймс Коми. «Аутентичность, честность и… оптимизм – вот необходимые компоненты лидерства во время кризиса»9. В комментарии, в котором явно присутствует издевка над Трампом, он продолжал: «Искренность – в отличие от приукрашивания ситуации – позволяет людям немного расслабиться, зная, что лидер всегда скажет, что им нужно знать и когда им нужно это знать. Это позволяет людям переложить часть своего эмоционального бремени на плечи лидера, давая им шанс найти некоторую устойчивость в шторме»10.
Коми, другими словами, в коронакризисе увидел стимул для возрождения классических лидерских качеств: искренности и аутентичности. В другом контексте журналистка Мария Корниенко в нем увидела иную «новую искренность» и толчок к новым проявлениям «социальной жизни»11. В тот же день, 11 апреля 2020 года, для Русской службы Би-би-си Корниенко составила обзор онлайн вечеринок, диджей-сетов, тренингов и других «новых форм совместного досуга»12. В качестве особенно популярной онлайн-инициативы она описала Stay the Fuck Home – виртуальное кафе, которое к этому времени выросло в целую «барную улицу» из четырнадцати оживленных онлайн-заведений. Сооснователь проекта Михаил Шишкин объяснил популярность бара жаждой «новой», отчетливо неглянцевой онлайн-«искренности»