драгунскими, Сумским гусарским и лейб-гусарским полками с конными орудиями. Адъютанты главнокомандующего Сеславин и Левенштерн были также прикомандированы к отряду. Генерал был угрюм и задумчив и, казалось, не замечал ни изнуряющей жары в столь ранний час, заставляющей солдат расстёгивать мундиры и снимать галстуки, ни одобрительных взглядов пехотинцев, которые ценили своего командира за то, что никогда не прятался за их спинами и впереди всех летел в атаку.
– Командир наш – русский, а немецкая фамилия – это так… наследство от дальней родни. И адъютанты у его, не то что при штабе, все русские: Жемчужников, Аргомаков, Валуев, Пашков…
– Иностранцам не очень верит, это точно, как и наш брат, простой солдат. Сказывают, огорошил одного по самую макушку: «Для вас Россия – мундир, вы его наденете и снимете, а для меня она – моя кожа».
– И графство своё берегёт для приёмов, а быть русским солдатом почитает высшей честью.
Марширующие солдаты переговаривались тишком, коротко поглядывая на своего начальника, ехавшего верхом вдоль колонны.
Генерал Александр Остерман-Толстой, тревожимый скверными предчувствиями, вёл своих солдат умирать. Перейдя в арьергард, он жертвовал своим отрядом для спасения 1-ой армии. Жестокая необходимость войны – становиться живым заслоном, обречённым на уничтожение, задерживать превосходящие силы неприятеля без малейшего шанса на победу – не в первый раз заглядывала ему в душу, отыскивая затаившийся страх, и не находила его. Он остался живым в таком же заслоне у Чарнова 7-го декабря 1806 года, десять часов удерживая со своим пятитысячным отрядом весь корпус маршала Даву, пока русские войска не соединились у города Пултуска. Кто из них выживет сегодня? Он осознавал себя не единственным избранником своенравного жребия войны: сколько ещё таких заслонов рассеяно на полях сражений! Из одной жертвенной чаши с ним причастились и Багратион, любимец Суворова, и Михаил Илларионович Кутузов, родственник Толстого5. Последние донесения рассказывают о блестящих арьергардных боях атамана Платова…
Генерал ещё не знал, как не знал никто из его окружения, ни о Салтановском заслоне генерала Раевского, снятом сегодняшней ночью, ни о том, что Могилёв занят маршалом Даву, что к Орше приближаются войска маршала Груши, делая поход русской армии в этом направлении совершенно бессмысленным.
Пушечный выстрел расколол нежную дрёму июльского утра, и генерал, выхватив саблю, уже мчался в авангард отряда, который, видимо, столкнулся с неприятелем.
Русские лейб-гусары, опрокинув французский пикет, бросились преследовать отступавших. Навстречу им выскочила головная часть французской кавалерии. Впереди в хлопающем крыльями пурпурном плаще с стелющимися по ветру чёрными кудрями из-под плюмажа летел сам Мюрат с сверкающим на солнце клинком. Несмотря на явно превосходящие силы французов, лейб-гусары не дрогнули и отчаянно сражались, теряя в кровавой рубке людей. Сквозь