я и что будет потом, когда умрешь, когда растворится твоя реальность.
Олег.
Худшее из зол то, что каждому требуется персональный Иисус – отпуститель грехов и исполнитель рождественских желаний. Стараются выторговать себе условия, рай, а если не получается рай, то хотя бы местечко потеплее в аду. Предлагают не жертву, а условие, редкое, индивидуальное предложение, почти задаром, и если нет покупателя, то закладывают душу, потому что душа – последнее в материальном мире, что не имеет цену. Таким торгашам скажи «А», и они всю оставшуюся жизнь будут ждать «Б», чтобы потом продать её дороже. И так всегда – ненужное дороже, блага бесценны, а душа даром. Поэтому сейчас даже дьяволу душа не нужна, в аду на худой стяг её не повесить, черти пресытились эффективными менеджерами.
Анатолий.
Если бы у меня была бы мечта, то она была такой: за белым заборчиком, с калиткой на застежке; обязательно сад цветов и дом с кучей детей. Но мечты – это блажь, больше подходят для таких девушек, как Лена, поэтому я считаю, что всего нужно добиваться самой.
Света.
Жизнь, как сутки, делится на утро, день, сумерки и ночь. У меня сейчас утро, и я намерена использовать каждый час своей жизни с пользой. Хочу стать знаменитой, участвовать в разных шоу, чтобы обо мне написали книги, сняли фильмы. Чего точно не хочу – не хочу детей и мужа, они, словно пиявки, высосут все моё время. Ну, по крайней мере, не сейчас. Да, и еще хочу мороженого!
Лена.
Игорь думал о возрасте и о том, как возраст меняет восприятие и отношение.
Когда ему было шесть лет, собранная из бетонных плит пятиэтажка шестидесятых годов заставляла задирать голову, чтобы увидеть край её крыши. А над крышей в ультрамарине неба лебединым пухом облака складывают в своей глубине фигуры и лица. Тогда он думал, что на небе живет великан. Когда ему было шесть, он строил планы, что прочитает все написанные книги, что, отучившись в школе, станет космонавтом и увидит планету из космоса, станет героем и это будет его работа. И он загадал желание – когда вырастет, полететь к звездам.
Когда ему было семнадцать лет, он хотел попасть в престижные войска, отслужить, быть всегда впереди, совершить подвиг, заработать пару шрамов. То время ему запомнилось студенческими компаниями, вечерними посиделками с гитарой и портвейном. А еще – звездами в ночном небе и мечтой о далеком космосе. Тогда он уже прекрасно понимал всю несбыточность детской мечты, поэтому загадал написать книгу о смелых космонавтах, которые, несмотря на все трудности, делают свою работу, совершают каждодневные подвиги.
Когда ему было двадцать восемь, он написал рассказ о несбывшихся мечтах и о том, что великан все так же высоко, и он никогда не сможет его увидеть, потому что с земли не видно, что сверху облаков.
Сейчас он уже ни о чем не мечтал, считая, что мечты только отравляют жизнь волшебными картинками из сказочного мира. В свои годы стал прагматиком, который никогда не обменяет синицу на журавля, а потому твердо стоял на своих ногах. У него были друзья, была девушка, квартира, машина и остального по чуть-чуть. Во всем старался придерживаться правил, которые написал в двадцать восемь лет, в рассказе. Иногда, хотя в последнее время все чаще, его донимали сны, которые были яркими, подвижными и не имели ничего общего с реальностью. Но после таких снов у Игоря проявлялось чувство дежавю, и не просто на место, а на незнакомых людей и время событий, ему казалось, что он был тут, в это время, с этими людьми и они уже это делали. Иногда после этих снов он мог предсказать события, и такие случаи пугали и нервировали его. Так он завел дневник, куда начал записывать все странные сны, которые, по его мнению, потом могли сбыться.
ЗАПИСЬ 1
Сад мертвых деревьев ветвями пророс, серыми нитями мха, шевелился с сухим потрескиванием на ветру. Колыхания мертвых ветвей в неясном свете луны, зашторенной свинцом осенней дымки, бросали тени длинных скрюченных пальцев на пустое место перед собой. Мох, словно щупальца морского гада, распахивался невесомыми объятиями, пытаясь схватить беспечную жертву, запихнуть глубже, в утробу, переварить. И разрастись новыми отвратительными отростками, чтобы больше поймать и сожрать.
– Ну вот и дома! – Он улыбнулся голливудской улыбкой, прогнулся спиной до хруста позвонков и, хлопнув дверью «жигулёнка», махнул рукой, приглашая. – Пошли.
Это его «Пошли» словно вызвало цепную реакцию в мертвом саду – кривые пальцы теней зашевелились, защелкали сухими суставами ветвей, расплелись бесплотными нитями щупальца мха и поплыли, ища новую пищу. Они словно приблизились, выползая кляксами навстречу им, толкнулись стволами, словно плечами, отчего сотрясенный мох жирными своими основаниями лопнул в луну серым облаком спор. Облако закружилось осиным роем, устремилось вверх и в сторону, словно на чей-то зов.
– А, это, – заметив его взгляд, протянул он, – вырублю как-нибудь. Сейчас руки не доходят. – Он еще раз посмотрел на него. – Чего встал? Пойдем, выпьем согревающего. – И он уверенной походкой, казаками по выщербленному