ля её жизни, тайком смотрит на фотографии своих детей и внучат. Затем открывает Библию, читает. Врач, начав обход в палате, видит Библию в её руках, и просит прочитать вслух то, что она читала про себя.
«Воспламенилось сердце моё во мне; в мыслях моих возгорелся огонь; я стал говорить языком моим: скажи мне, Господи, кончину мою и число дней моих, какое оно, дабы я знал, какой век мой». Псалтырь. Гл.38 (4).
Вместе с жалостью к этой, остро переживающей свою тяжёлую болезнь, женщине возникает у самого врача тревога за исход собственной операции. Хирург начинает, усилено готовится к ней, прорабатывать все возможные варианты опасностей при операции, часто интуитивно чувствует, что нужна помощь Бога. Ответственность перед больным человеком возрастает. Врач ищет и программирует все свои действия для успешного завершения операции, для спасения жизни больному. Когда врач после операции отчитывается перед Богом в своих стараниях, тем самым он отчитывается перед больным и его родственниками. Одно принципиальное предназначение им было выполнено из великого множества других предназначений.
Заболевший человек вдвойне страдалец, как никогда он нуждается в добре и истиной помощи, однако нередко он получает непоправимое зло в больнице.
Больная В. 18 лет получила тяжёлую черепно-мозговую травму в состоянии умеренного алкогольного опьянения. В центре районного города она выпрыгнула (или её выбросили) из движущейся легковой автомашины. Скорая помощь доставила девушку в Центральную районную больницу. Дежурный хирург, осмотрев покровы головы пострадавшей, выставил диагноз: «Ушиб мягких тканей головы. Алкогольное опьянение». Больная просила помощи у хирурга, так как испытывала острую головную боль и её беспокоила частая рвота. Врач отказал девушке в госпитализации, сказав: «Надо было меньше пить водку, не было бы головной боли и рвоты». Без обследования: рентгенографии черепа, клинического и неврологического осмотра, ультразвуковой скопии черепа, совета с другими дежурными врачами отправил больную домой. Дома у девушки рвота продолжалась, нарастала острота головной боли. Мать девушки (между прочим, медицинская сестра этой же больницы) забеспокоилась о состоянии дочери, в течение трёх часов несколько раз просила, умоляла врачей скорой помощи отвести больную дочь обратно в больницу. Девушку привезли в худшем состоянии, чем при первом обращении. Тот же дежурный хирург наотрез отказался госпитализировать больную в травматологическое отделение. Мать больной с трудом упросила его положить дочь в любое отделение больницы. Больная была помещена в инфекционное отделение. Дежурные врачи больную ночью не осматривали. Проспав всю ночь, рано утром медицинская сестра инфекционного отделения увидела больную в состоянии глубокой мозговой комы. Больную перевели в отделение реанимации. Больная стала умирать. Был срочно вызван (опять по настоянию матери) нейрохирург из Областной больницы. Нейрохирург приехал в девять часов утра. Специалист успел сделать ультразвуковую скопию черепа, определил смещение шишковидной железы от срединной локализации влево на двенадцать миллиметров. В это время произошла остановка сердца и смерть больной. Нейрохирург был поражён необычайной красотой девушки и был морально угнетён, потрясён, что редчайшей красоты женское Божественное создание умерло на глазах, так и не получив медицинской помощи.
Судебно-медицинское исследование выявило у пострадавшей: множественный перелом костей черепа, ушиб мозга, субарахноидальное кровоизлияние и большую внутри черепа субдуральную гематому, вызвавшую смертельное сдавление мозга. По всем канонам медицины больную можно было спасти, правильно поставив диагноз, и вовремя сделать трепанацию черепа с удалением внутричерепной гематомы, (больная много часов одиноко боролась за жизнь, была в сознании, умоляла врача ей помочь, но врач был глух и нем). Девушка сейчас была бы жива и для этого были все предпосылки в обеспечении ей нужного обследования и производства экстренной операции. Она создала бы семью, родила для семьи и Родины детей и прославила, возможно, себя талантами на радость нам землякам, если бы не попала в руки врача «изувера».
После случившегося врач виновный в судьбе больной не имел угрызения совести, он не встал на путь духовного поиска истины и анализа совершённых им ошибок, он не переживал душевно о смерти пациентки.
Были нарушены многие и многие принципы Медицины. Врач обязан во время дежурства по приёму экстренных больных с разнообразной хирургической патологией и травмами организма ставить диагноз тяжёлой черепно-мозговой травмы, если с ней поступил больной. Однако врач никогда не учился неврологической диагностике травм нервной системы, хотя проработал уже много лет хирургом. Руководство больницы до этого и после этого случая не считало нужным послать его на рабочее место в нейрохирургическое отделение для учёбы и усвоения знаний по экстренной нейрохирургии. Поэтому врач не может и не хочет ставить диагноз тяжёлой травмы черепа и головного мозга у поступившего больного. Потому что руководство больницы не упрекнёт его в содеянном. Тогда кто же будет воспитывать в духе преемственной традиции врача в обязательном выполнении своего долга? Руководство больницы не может и не хочет воспитывать кадры врачей, в свою очередь и вышестоящая власть не хочет