час везде безлюдные места – скептично замечает Шона.
– Нет. Люди там есть, просто их не видно. Но Они об этом знают. Нужны места, где людей в принципе нет. Куда никто не пойдет, а значит, куда не пойдут и Они.
Глава 1
19 лет спустя
Я свешиваю ноги с кровати, на ощупь пытаясь найти тапочки. Соломенные тапочки, которые мама научилась делать, еще когда мне и пяти не было. Она заявляет, что раньше подобные изделия были из самых мягкий материалов, пружинили и предназначались для удобства. И что за небольшую плату продавались где угодно, а не делались вручную от необходимости.
«Раньше» она иногда называет еще Старым миром.
Мне мало о нем известно.
Я родилась задолго после его падения.
Мне он представляется чем-то совершенно волшебным. Возможно, даже чем-то из грани фантастики. По рассказам родителей, в Старом мире никто не мыл одежду в реке руками – ее просто кидали в какую-то непонятную машину (я так и не запомнила названия), нажимали кнопки и она все делала сама, давая на выходе совершенно чистое белье. Ели не из плетенных пиалок, а из керамической посуды, которую мыла за людей так же машина с кучей кнопочек. Был телевизор, что показывал фильмы, которые тоже можно было регулировать кнопками.
Кнопочный мир.
Прекрасный кнопочный мир, где нажатием кнопки можно было заказать еду, а не охотиться за ней полдня, да еще и зачастую прийти с пустыми руками.
Таким был Старый мир по их рассказам.
В детстве перед сном я частенько представляла, как сложилась бы моя жизнь, если бы я хотя бы на чуть-чуть попала в этот дивный Старый мир. Хотя бы на пару дней. Прокатилась на машине, стирала бы не руками, заказывала бы еду кнопкой, и эту еду готовила бы потом за меня машина.
Звучит, как бред сумасшедшего.
Но родители клянутся, что так оно и было.
Даже мне в это сложно поверить.
А Калеб – мой младший одиннадцатилетний братишка – и вовсе зовет их лжецами и сказочниками и не верит в существование Старого мира. А если и допускает мысль, что он был устроен как-то иначе – то в его представлении точно не таким нереальным образом, о котором толкуют родители.
Его можно понять.
С каждым годом Новый мир становится все хуже.
Родись я, когда он – тоже не поверила бы ни слову.
Калеб полагает, что единственное отличие между Старым и Новым мирами – это отсутствие в первом Имитационных. Тварей, воплощенных в людей, готовых убить, как только потеряешь бдительность.
В остальном он считает, что жизнь не могла так разительно измениться и родители просто выдумывают про кнопки, чтобы посмеяться на то, как мы на это купимся.
Однако, когда речь заходит об Убежище – он замолкает и куксится, видимо, не зная, как объяснить этот момент их биографии.
Нашей биографии.
Ведь я была рождена в Убежище.
И мне до сих пор кажется счастливым случаем, что родители не только смогли выбраться из этой бойни сами, но еще и забрать меня. Они заверяют, что таких было единицы, хотя они и вовсе не видели ни одного спасшегося вместе с ними.
Убежище.
Это слово до сих пор произносится в нашем доме с напряженной бдительностью, будто одно его оглашение способно воскресить на яву события той ужасной ночи почти двадцатилетней давности, когда подавляющее большинство Выживших было жестоко убито в массовой бойне, собранной за 2 года Имитационными.
Я ничего не помню оттуда.
Это логично.
Мне было всего пару месяцев.
Но родители помнят более чем. Они не рассказывают об этом нам с Калебом каждый день, но заставляют помнить нас об этом случае. Потому что, по их мнению, пока мы о нем помним – не допустим, чтобы с нами случилось повторно нечто подобное.
Хотя вряд ли нечто подобное случится хоть с кем-то.
Более не на памяти родителей, не уже на моей, Они не пытались сманить людей таким образом. Они очень умны.
Они понимают, что даже люди не побегут в один и тот же капкан дважды.
Тем более, когда осталось так мало тех, кто может вообще куда-либо бежать.
Родители говорят, что сразу после Бойни новый мир опустел совсем. Хотя ранее казалось, что сильнее, чем было, опустеть уже нельзя.
Потом люди стали появляться кое-где – но все так же нельзя было понять, люди это или Они в их обличье.
Города опустели.
Все кто могли – навсегда их покинули.
Города стали Их зоной. Там Им проще всего искать людей.
Как-то так получилось, что остатки Вышивших постепенно отошли в забытые богом места, стараясь уйти настолько далеко, чтобы не попасться на глаза ни одной живой душе. А Они остались в городах, шерстя и перелопачивая все темные и светлые уголки.
Сохрани господь тех, кто продолжил и после Убежища искать себе безопасности