к горящим щекам. В чём проблема-то?! Почему меня так трясёт? Ну, помог, пусть даже дважды. Это вообще не повод паниковать!
Может, и нет, но объяснить это скачущему пульсу практически нереально.
Вдох-выдох. Вдох-выдох.
– Морозова, ты решила там самоубиться? – Голос приглушен закрытой дверью, а мне всё равно слышится в нём улыбка. – Имей в виду, от темноты не умирают. От тесноты тоже, даже если ты страдаешь клаустрофобией.
– Вы издеваетесь, – понимая, что он прав, я делаю последний решительный вдох и возвращаюсь в гостиную.
– Не совсем, – довольно улыбается Глебов и делает глоток кофе, который налил себе сам. – Всего лишь пытаюсь тебя растормошить.
– Я и так того… дальше некуда. – Несколько секунд отделяют меня от собственной дымящейся кружки. – Подождите, вы же без сахара… – спохватываюсь, глядя на него.
– Морозова, с тортом, да ещё и с сахаром? Не слишком сладко? – И нет, он не о том, о чём я подумала.
Откуда, вообще, у меня около постельные мысли в отношении собственного препода? Причём те мысли, которые больше по панике, чем по желанию оказаться наедине. Хотя, если он разденется, я ведь увижу что там у него на руке?
Странное дело, но эта мысль отторжения не вызывает, одно любопытство, а память быстренько напоминает, что в футболках с коротким рукавом Глебова в универе не видели ни разу.
– Мне как раз, – пожав плечами, я снова отворачиваюсь, чтобы разложить торт по тарелкам и убрать остатки в холодильник.
– Зачем приглашала, если я так тебя смущаю? – Нет, он точно надо мной издевается!
– Ничего меня не смущает, – раздражённо. – Просто…
– Просто что? – отставляет Глебов свою кружку, напрочь игнорируя поставленный перед ним торт.
– А вдруг вы мне соврали и завалите на экзамене?
Ой, дурна-а-я!
Мама бы так и сказала, но её тут нет, зато есть реально офигевший Илья Глебович, который смотрит на меня таким взглядом, что сразу понятно – сейчас сдать стало ещё сложнее. Как бы двумя пересдачами обойтись…
И молчание затягивается не потому, что ему нечего сказать, а потому, что цензуры в этих словах, наверное, маловато.
– Морозова, я кому-нибудь из вас, придурочных, хоть раз врал? – Испытующий взгляд предполагает какой-то ответ, но откуда мне знать! До сегодняшнего вечера Глебов у меня воспринимался исключительно как часть универа. – У меня сотни студентов, море потоков и десятки групп, но никто не сможет назвать меня лжецом.
И вот тут просыпается настоящий стыд.
Который не «Боже, я поцеловала препода на спор!», а «Убейте меня, пока ещё чего-нибудь не ляпнула!» Извиняться? Под таким-то, уверенным в моём идиотизме, взглядом? Как-то не тянет, хотя, наверное, стоит. Уже потому, что ничего сладко-извинительного у меня, кроме торта, не осталось.
– Да, я нервничаю! – Может, нападение и правда лучшая защита? – Утром любимая кружка разбилась, потом заказчика не устроили загруженные на сайт картинки, дальше оказалось, что первой пары нет и знали все, кроме