чинов в гвардии, которые были мне даны. Одну из моих сестер он поместил в Монмартрское аббатство, и это не стоило мне ни су[22], но я стал смотреться как маленький фаворит. Но при всем при этом я не всегда выглядел довольным своей судьбой, и я говорил, что у меня нет ничего и после меня ничего не останется.
– Монсеньор, – говорил ему я, – если бы я мог иметь маленькую комнатку в Сорбонне и докторскую долю, как было бы здорово.
– Ты всегда недоволен, – сказал мне он, – ты мне стоишь больше, чем четверо других, однако ты вечно жалуешься.
– Бог свидетель, Монсеньор, – ответил ему я, – я так молод, и мне так многого не хватает.
– Почему ты не экономишь? – спросил он.
– Aх, Монсеньор, – ответил я, – вы же знаете, что у меня много детей, я прошу только тогда, когда действительно нуждаюсь, несмотря на то что вы мне даете, у меня нет ни су накоплений.
– Я тебя понимаю, – сказал он, – ты просишь у меня гарантированного хлеба на случай, если я умру, а об этом надо думать.
Я искренне поблагодарил его за слова, которые мне очень понравились. Потом прошло дней пятнадцать, в течение которых Его Преосвященство, казалось, и не вспоминал о том, что я сказал, а я не мог докучать ему каждый день и просто молча выполнял свою работу. Некоторое время спустя он пригласил меня в свой кабинет, взял маленькую шкатулку, открыл ее и сказал:
– Ты просил у меня хлеба насущного, и настало время дать его тебе.
Одновременно с этим он достал пергамент, связанный двумя ленточками, и протянул его мне.
– Держи, – сказал он, – это тысяча экю ренты одного Лионского банка, и я решил даровать тебе эту пожизненную ренту, так как ты не выглядишь хорошим управляющим своим состоянием.
Несложно себе представить, как я был рад этому подарку. Это было лучше, чем если бы мне просто подарили двадцать тысяч экю, так как я бы все тут же потратил и не смог бы ничего накопить.
Этот подарок Его Преосвященства спровоцировал страшную зависть в его доме, стали говорить, что все подобные милости достаются новичкам, а старых вечно обходят вниманием. Но это было еще ничего по сравнению со злобой моей мачехи. Она сказала, что бесполезно пускать пыль в глаза, что мое злое естество не изменится, что я гнусный притворщик, что я все делаю только для себя, чтобы обмануть законных наследников, что я сам сделал этот счет в банке. Мой отец приехал в Париж, я пожаловался ему на ее поведение, но это был такой несчастный человек, он был настолько ослеплен своей женой, что мне показалось, что говорить с ним равносильно тому, что биться головой об стену.
Мы часто бывали в Рюэле, где господин кардинал имел очень красивый дом. Это были прекрасные места для охоты, я же охоту очень любил, а посему ничуть не скучал. Де Бомон служил капитаном в Сен-Жермене, он был одним из моих друзей, и мне часто доводилось охотиться вместе с ним. Однажды он пришел и предложил мне развлечься, мы загнали оленя в лесу, а после этого он пригласил меня посетить его лесной домик. Я сказал, что