а, вы дома? Это я, Вероника!
– Слышу! Слышу! – тут же откликнулась она. – Уже иду!
На порог вышла соседка семидесяти шести лет. Она прихрамывала, ведь давно страдала подагрой. Ефросинья Кузьминична никогда не расставалась с клюкой, что была подарком ее покойного мужа, деда Тихона.
Держась за натертую до блеска ручку, тетя Фрося медленно спустилась по ступенькам и подошла ко мне.
Летнее солнце слепило соседке глаза, поэтому она сощурилась и, повернув меня к нему лицом, сперва придирчиво осмотрела с ног до головы, а потом приветливо улыбнулась, обняла и трижды, будто по-родственному, расцеловала.
– Ну здравствуй, красавица! – произнесла она с игривыми интонациями в голосе. – Вижу, что похудела, похорошела! Просто глаз от тебя не отвести! Что значит курорт! А я все лето на огороде провожу! Но загорела, скажу тебе, не хуже Турции! – а после Ефросинья Кузьминична сменила тон на требовательный. – Рассказывай, как твои дела. Узнала чего нового?
Чтобы удовлетворить ее любопытство, я ответила:
– Совсем немного. Думаю, мне нужно еще раз в Стамбул слетать.
– А что узнала? – не отставала от меня соседка.
– Потом расскажу… – пообещала я. – Тетя Фрося, ты даже не представляешь, как я устала! Ужасно хочется помыться и завалиться в постель, чтобы ногам дать отдохнуть. Ты ключ от моей хаты захватила с собой? – поинтересовалась я.
– Как же! – заверила меня пенсионерка и свободной рукой полезла в карман вязаной кофты. – Он у меня надежно булавкой зацеплен за веревочку и пристегнут к внутреннему карману.
Я улыбнулась, отметив про себя, что Тетя Фрося со всей ответственностью отнеслась к моему поручению. Ключ не только был пристегнут, но еще и висел на шнурке ярко-красного цвета. Я поняла, что соседка так сделала на случай, если вдруг его потеряет. Увидев, что ей не так просто отстегнуть ключ, я, повесив на заборе сумочку, предложила:
– Давай помогу! – протянув руки, я расстегнула булавку в ее вывернутом кармане.
– Уж больно мне знать охота! – не отставала от меня тетя Фрося. Ее интерес к моей поездке в Стамбул только рос. – Скажи, ты хоть родственников своей прабабки нашла?
– Пока нет… – ответила я. – Но в русской общине обещали помочь. И кое-что мне все же удалось узнать! – прищурившись, я хитро посмотрела на пенсионерку. – Например то, что моя прабабка, Прасковья Лаврентьевна, родилась в Константинополе в тысяча девятисотом году. Жила в большом двухэтажном доме с родителями и братом Павлом. Отец ее, Лаврентий Валентинович, построил большой дом в пригороде, чтобы держать табун лошадей и стадо верблюдов.
– А для чего ему верблюды? – с интересом посмотрела на меня тетя Фрося.
– Как же! – воскликнула я. – Мясо, молоко, шерсть, купцам давал, у которых поклажи было больше, чем грузовых животных! Со всех сторон от верблюдов одна выгода!
– Значит, не была бедна твоя прабабка! – заключила соседка. – Богачка! Голубых кровей! Это и по тебе видно! Ты, Вероника, в прабабку пошла! Культурная, матом не ругаешься, не сплетничаешь, голоса ни на кого не повысишь, обходительная, добрая, справедливая… – перечислила Ефросинья Кузьминична достоинства и горестно вздохнула. – Тебе бы еще родственников своих найти. Разлетелись, быть может, по всему свету! – предположила она.
– Да… – согласилась я с ней, подумав о том, чего именно так сильно боялась моя прабабушка.
Она умолчала о том, в какой семье родилась, где жила. Моя прабабушка никогда не рассказывала о себе. При советской власти, видно, нельзя было об этом говорить. Даже перед смертью она не обмолвилась о своем происхождении.
– Конечно, через столько лет не так легко отыскать свою родню, – снова заговорила я, – но вся надежда на русскую общину. Ходила в Стамбуле на русское кладбище, видела могилу Лаврентия Валентиновича Журавлева, прадеда моего. Самое интересное скажу! – сделала загадочное лицо и замолчала, наблюдая за реакцией Ефросиньи Кузьминичны.
Она внимательно слушала.
Я снова улыбнулась и выпалила:
– У моего прапрадеда на могиле герб имеется!
– Это что ж значит? —тихонько ахнув, пенсионерка закрыла от удивления рот концом платка. – Никак он из графьев?
– Точно не могу сказать, – пожала я плечами, – но герб запомнила.
– Что же на нем было? – не отпускала меня Ефросинья Кузьминична, решив удовлетворить свое любопытство.
– Ничего особенного! – отозвалась я. – Два ангелочка в воздухе парят и ручками герб держат! Герб к шпилю приделан. А под шпилем крест.
– А на гербе? На гербе что? – в порыве любопытства Ефросинья Кузьминична схватила меня за руку и заглянула в глаза. – Расскажи, не томи мою душу! Интересно же!
– Ладно! – сдалась я. – Зная тебя, ты спать ночью не сможешь. Так и быть, опишу его! – я задумалась, вспоминая детали. – Герб на две части наискосок, в середине самой, разделен. Сверху конь на дыбах стоит, будто в цирке.
– Это понятно! – перебив меня, отозвалась